— Дурака из меня не делай, Элгор, — проговорил он, стараясь не срываться. — Вы замолчали, когда я зашёл, ты спросил у тана разрешения уйти, полагаю уточняя про вопрос, обсуждение, которого я прервал. И наконец Хэла творила заговор сегодня, вымотанная теперь, что лица на ней нет, а что это было не говорит.

— Ты в харн ходил? — внезапно спросил у него младший брат.

— Что? — выдохнул Роар.

— В харн давно ходил? — ещё раз спросил Элгор.

— Зачем? — и теперь нахмурился Роар.

— Потому что тебе явно надо, — ответил брат. — Надо. Раз прогулки под снегом голове не помогли, то может девки помогут? Милые твои, славные…

— Элгор, — рыкнул Роар, почти срываясь.

— Хватит, — но бронару на злость брата было всё равно. — Придумал что-то себе, серьёзно? Пошли, давай, раз помогать мне хотел. Мне все записи кладовые надо сверить и помочь Мите. Записи мне, а мамушка твоя тебе. А потом в харн тебя отведу, а то ты может забыл, где можно голову опустошить, чтобы не лезли мысли всякие странные, а то прям за́говор мы против тебя организовали, гляди-ка.

И Элгор пренебрежительно фыркнул, отправившись в кухню.

Роар знал, что брат недоговаривает, уводит его от чего-то, он знал, что если нажать, то можно узнать правду, но по нижнему коридору разнеслись голоса серых и митар предпочёл не встречаться с ними, чтобы не столкнуться с Миленой, потому что видеть её было невыносимо тяжело.

Может и вправду сходить в харн? Только слабо верилось, что после получится перестать себя изводить.

Глава 17

Глава 17

Когда Элгор и Роар вышли, Тёрк кивнул стражнику у комнаты портала и, закрыв дверь, остался с фераном наедине.

— Что думаешь? — стараясь говорить, как можно тише, спросил старший брат.

Рэтар сцепил пальцы за шеей, нахмурился — что он вообще мог думать?

Это рвало на части. Эти подъёмы вверх, а потом резко вниз. И если раньше он ощущал что-то подобное, но проходило оно плавно, то теперь это было чем-то вообще невыносимым.

Раньше всё было либо спокойно, либо плохо, а теперь появилось ещё и хорошо. За один день он испытывал такое количество самых разнообразных чувств, что держать себя в пределах разумного получалось всё труднее, точнее он откровенно для себя понимал, что держался из последних сил.

Сначала думал, что это всё-таки вина того, что именно сейчас в его жизни появилось вот это изматывающее чувство привязанности к кому-то, и он даже в какой-то момент сказал себе, что всё так не вовремя. Не вовремя он сорвался, не вовремя он отпустил себя, не вовремя… но, если бы тогда Хэла вышла в дверь… да и не вышла бы — он уже тогда был на пределе, превозмогал.