— А то, — кивнула Хэла. — А валенки это такая обувь, практически национальная у моего народа, её валяют из шерсти и она очень тёплая. У меня такие были, когда я маленькая была.

И ведьма стала рассказывать о своих валенках. Ему было безумно приятно слушать её, этот голос, словно варса, ставший таким необходимым, что если вот она замолчит, то вокруг настанет невыносимая, оглушительная тишина.

— Рэтар, а можно купить серую? — спросила внезапно ведьма, даже тона не меняя от своего рассказа про детство: санки, зиму, шубу, дедушку и конюшни. Очередная куча непонятных слов. Хотя про зиму и дедушку он уже понял всё, да и с конюшней разобрался.

— Что? — удивился он.

— Можно ли выкупить серую? — повторила вопрос Хэла.

— Серую? — не понял феран. — Зачем?

— Ну, чтобы с ней жить, — ответила ведьма, как будто это что-то очевидное и само собой разумеющееся.

— Жить? — Рэтар почувствовал себя дураком.

— Ну да, — кивнула она, слегка улыбаясь. — Семья вот такая неправильная, странная, всем поперёк горла стоящая — выкупить, чтобы любить.

— Для кого ты спрашиваешь? — это было очевидно, даже важно.

— Я теоретически, — пожала плечами Хэла.

— Что?

— Ну, предположительно, — она слегка нахмурилась, улыбаясь. — Например, к тебе придёт воин и спросит “а можно ли, достопочтенный феран, выкупить одну из серых?”

— Потому что любит её? — уточнил Рэтар.

— Да. Что ты ответишь?

— А она?

— Она предположительно тоже его любит, — ответила Хэла, потянувшись за очередным куском лепёшки.

— А его семья? — спросил феран.

— Что его семья? — нахмурилась вопросу ведьма.

Рэтар вздохнул: