– А ты как? – кивнул Коля на девочку.

– Тебя посадили, я через год замуж вышла. За лейтенанта из нашего военного городка. Он штурман на бомбардировщике, – Людмила посадила дочь на колени. – Их эскадрилью перевели в Андижан. Я не поехала. Да не любила просто и всё. Чего придумывать. Могла бы и поехать. Ой, ладно. Работаю на швейной фабрике. Интересно там мне, хоть и платят девяносто всего. Зато у меня теперь Наташка-букашка есть. А любила я тебя. Наверное, и сейчас люблю. Она взяла дочь на руки и ушла на кухню. Села и смотрела в окно через застывший куст желтой акации.

– У меня живи, – крикнула Людмила. – Негде же больше. Кроме Наташки в доме уже нет никого. Родители переехали в Свердловск к Витьке, брату. Помнишь его?

– Помню, – крикнул Коля. – Он на пять лет старше. Сильный был. Умный. Мы тогда, все малолетки, ему подражали. Да, блин, время как лошадь скачет…

Спать они легли вместе. И сразу же оба поняли, что друг от друга не отвыкли. И было им снова так же сладостно, как и в прошлом.

На следующий день встретился Николай с «толкачом». Нормальный мужик. Григорий. Улыбчивый, остроумный. Шутил постоянно, но не по глупому, а реально смешно. Паспорт забрал. Сказал, что через три дня придёт с результатом.

Тянулись эти дни как товарняк мимо переезда. Долго и тревожно.

Потом он пришел и пожал Коле руку.

– Короче ты, Колян, будешь учеником механика теплосетей на заводе искусственного волокна. Для начала – сто десять рублей в получку. Потом повысят. Через год.

Ой! – воскликнула Люда.

– Да. Именно «ой!», – опустил глаза Гриша. – Главному инженеру надо кинуть на лапу триста рэ. Всего! Другие вообще пятьсот берут.

– Ладно, – без восторга сказала Людмила. Нам тоже три дня надо, чтобы собрать.

– А нет вопросов, – Григорий сжевал печеньку и ушел.

На следующий день к обеду Людмила вернулась довольная.

– Пятьдесят рублей уже есть. Остальные доберём. Ещё два дня с половиной. Вечером она ушла и вернулась поздно расстроенная.

– Да ничего. Не обязательно же за три дня собрать. И через неделю отдадим – возьмёт, – успокоил её Николай.

И пошли следующие неспокойные, нервные дни и ночи. Однажды утром Коля случайно глянул в угол, где стояла швейная машинка. Сейчас её не было. А через пару часов Людмила принесла сто двадцать рублей.

– Немного осталось.– Радостно сказала она.

– Люд, с себя не надо продавать. Мы же не пьянь конченная, – Коля курил и не глядел на Людмилу.

– Ты помолчи. Барахло – наживное дело. Будешь работать – всё купишь, что сейчас уйдёт. Да? – Люда обняла его и прижалась к груди пахнущим лавандой волосом. – Всё образуется.