У меня спина похолодела.

– Ничего. Пробьёмся к своим, – уверенно сказал старшина.

Вскоре все, кто мог передвигаться, собрались у блиндажа комбата. Было ещё несколько легкораненых, им помогали другие.

– За мной, – коротко скомандовал Балабанов, и мы пошли на восток.

Я вспомнил, что совсем недавно видел маршевую колонну. Как она шла, почти чеканя шаг. Все такие чистые, нарядные даже. Не как на параде в честь 9 мая, конечно. Но тоже солидно и красиво. Теперь мы напоминали разношёрстую толпу. У большинства одежда была порвана или подгорела. Каски почти все скинули из-за тяжести и жары. Пилотки также далеко не все головы покрывали. А ещё виднелись при лунном свете бинты, чаще всего грязные, окровавленные. У меня тоже повязка была, да слетела, не заметил даже.

Ни одного орудия, ни миномётов, и всего пара противотанковых ружей и один дисковый пулемёт. Я долго пытался вспомнить, как он называется. Пришло на ум – «Дегтярь». А есть ли патроны к нему? Не знаю. У остальных – редкие ППШ, у большинства, как и у меня, трёхлинейки. И вот мы тащимся, еле ноги волочём. Да неизвестно, может, шагаем прямиком немцам в лапы. Исаев ведь что сказал? Окружают. Ну да, лбом пробить стенку не удалось, решили фашисты схитрить.

Глава 90

Глава 90

Мои самые худшие предположения сбылись. Когда наши разведчики сунулись рано утром в хутор Востриковский, то пришлось им быстро делать оттуда ноги – населенный пункт заняли немцы. Понятно, как им это удалось: мы пешком, с раненными, без дорог. А они, сволочи, как у себя дома – на машинах и бронетехнике, с комфортом. Вот и опередили. Нам пришлось затаиться в балке и решать, как быть дальше. Ситуация с каждым часом становилась всё хуже: чем дольше мы тут сидим, тем ближе фашисты к Сталинграду. А значит, тем дальше от нас линия фронта.

Я вспомнил о том, как не жаловали в Красной Армии окруженцев и поёжился. Сделал вид, что от утренней прохлады. На самом деле представил, что нас может ожидать: допросы в Особом отделе, а потом? Насколько я помню по книгам и фильмам, большинство отправляли прямиком в лагеря. Но теперь у меня появилась уникальная возможность спросить, так ли это на самом деле. Подсел в Исаеву и вкрадчиво спросил:

– Товарищ старшина, можно вопрос?

Он кивнул.

– Павел Матвеевич, – перешёл я на «гражданский» язык. – А что с нами будет, если выйдем из окружения? Посадят всех, да?

Старый воин поднял голову и вместе с ней свои густые, с проседью брови.

– Ты с чего эту хрень придумал?

– Ну, как же? Особист спросит: «Чем мы тут занимались? Может, не просто так в тылу были? Может, мы завербованные немецкие шпионы?»