– Чья бы корова мычала, – ответил он. – Ты себя в зеркало давно видела, жертва пластического хирурга?

Я показала Матеушу язык. Раз шутит, значит, не все так плохо, и парень поправится. Мы немного поболтали, я пообещала заглядывать и убежала к Тимуру.

А Матильде звонить не стала. И пусть меня обвинят в малодушии, не могла я спокойно разговаривать с ней после всего случившегося, да и она, если судить по отсутствию звонков, не торопилась настраивать мосты…

Ну и пусть! Мне сейчас и без нее есть, о ком волноваться.

Кстати, я уже говорила, что на драконах все как на собаках заживает? Так вот, я не преувеличила. Синяки на моем лице все еще переливались всеми цветами радуги, а трещина на губе болезненно кровоточила, когда на Кострике уже ни царапины ни осталось. С него даже гипс сняли на день раньше, чем планировалось! И скажем прямо, сейчас я на жертву взрыва походила гораздо больше, чем он.

Вы можете сказать, как же так! Во мне ведь тоже течет кровь дракона. Но увы. Виталии не практикуют самолечение, так что мне пришлось ограничиваться мазями и примочками, правда, помогали они так себе.

Понедельник был самым обычным днем, с привычным числом посетителей, с улыбчивым доктором с косичками, с медсестрами, с капельницами, с неумолкающим телефоном. И с ноутбуком, который мне контрабандой передал в больницу Шима. Кто-то скажет, что в связи со случившимся, Макс мог бы отправить меня в отпуск, но этот кто-то явно не знаком с моим шефом. Тем более руки, ноги и голова во время взрыва пострадали не у меня, значит, я вполне себе могу работать. А дел, которых и без того было немало, с перестройкой замка только прибавилось.

И это я уже не говорю о журналистах, которые всеми правдами и неправдами пытались просочиться в палату Кострика, чтобы сфотографировать героя или взять у него интервью. Пришлось к деду Шурке за помощью обращаться, и теперь нашу палату охраняла парочка военных, которых деду по блату выделил один его старый приятель.

Солнце клонилось к западу, я сидела на подоконнике, устроив ноут на собственных коленях, и писала приказы о премиальных, электричество я не включала, хотя в палате было уже довольно сумрачно, однако мне хватало света от окна и монитора компьютера. И, в общем, как-то ничто не предвещало каких-либо изменений.

Мне уютно работалось и совсем не хотелось двигаться, когда что-то, какой-то звук, вдруг заставил меня отвлечься от работы и поднять голову. Из углов палаты на меня наползала чернильная темнота, и мое богатое воображение немедля наградило ее зловещностью и коварством. Эх, надо было не лениться и давно свет включить. А теперь…