Еще один миг молчания.

– Два против двух.

Мой взгляд метнулся к ней.

– Два против двух – что?

– Я тлела дважды; ты дважды распушался. Мне казалось, ты ведешь счет.

Ох. Напоминание о том, что я ее привлекал, даже если ее не привлекают мои несущественные крылья, вернуло воздух моему эго.

– Прости, что не поняла, что произошло сегодня вечером. Со мной такого никогда раньше не случалось, так что я не осознала… понимаешь?

– Вообще-то не уверен.

Ее взгляд упал на мой кадык.

– Наша кожа излучает свет; вы же, парни, просто расправляете крылья. Нашу форму публичного выражения симпатии невозможно не заметить, а ваша едва уловима. И поскольку передо мной распушились впервые… ну, во второй раз…

– Подожди. – Я удивленно вскинул брови. – Хочешь сказать, что перед тобой никогда не распушались?

Ее щеки порозовели.

– Как такое возможно?

Розовый цвет стал красным.

– Слишком заботливые родители. Отец-архангел. – Она пожала плечами. – А может это не имеет ничего общего с apa и все дело в том, что я не, – она отвела взгляд – очень привлекательная для пушения.

– Уверяю тебя, Перышко, это не так.

То, что я смог разглядеть в ее черных радужках сквозь опущенные ресницы, мерцало такой неуверенностью, что тотчас смягчило мое напряженное настроение. Неужели Найя искренне считала себя непривлекательной? Она не потеряла ни единого перышка, поэтому я предположил, что дело не в ложной скромности.

Прежде чем успел обдумать достоинства того, что собирался сделать, я оттолкнулся от стены и вторгся в ее пространство. Найя запрокинула голову, ее глаза загорелись, несмотря на тени, отбрасываемые моей бейсболкой.