Она нахмурилась. Затем приподняла бровь. Но снова нахмурилась.

– Можете остаться до приезда полиции, personne?

Если останусь, меня допросят.

– Видите тот мотоцикл? – Я указал большим пальцем в сторону своего транспорта. – Я буду прямо там и не уйду, пока они не появятся.

– Полиция спросит, как я одолела этих парней. Что мне сказать?

Сирены завыли громче.

– Скажите, что вам помог какой-то прохожий, но не указывайте на меня. – Когда я повернулся, один из подонков полз на ладонях и коленях. Я ударил его ногой в спину, припечатав к асфальту. Он хрюкнул, как человеческая свинья, которой и являлся, и распростерся рядом со своим беззвучным и неподвижным приятелем.

Выражение лица Аиши исказилось так внезапно, что я забеспокоился, не связано ли это с ребенком. Но потом она пробормотала:

– Чикаго. – Ее пальцы раздвинулись на животе. – Вот почему вы выглядите знакомым. Тот парень…

– Извините, но я понятия не имею, о чем вы говорите. – Если эта ложь и стоила мне пера, я не почувствовал. Единственное, что ощущал, – это быстрый темп пульса и октябрьский ветерок, расчесывающий мне перья. – Берегите себя, мэм.

Я помчался обратно к мотоциклу, перекинул ногу через сиденье и крутанул ручку, как раз в тот момент, когда мой телефон снова зазвонил. Я не услышал его за режущим уши воем сирен, но почувствовал, как он вибрирует возле бедра.

Аиша все еще наблюдала за мной, вращающиеся огни полицейских машин окрашивали белки ее глаз и серебряные пряди в черных волосах в синий цвет.

Из машины вышли два офицера полиции, загородив женщину, которая подарила мне это тело, в то время как я подарил ей лишь душевную боль, а теперь еще и смятение. Прежде чем полицейские успели заметить меня, я завел двигатель и умчался в темноту.

Когда через несколько минут телефон снова завибрировал, я свернул на обочину и заглушил двигатель. Сердце, которое бешено колотилось с тех пор, как я преодолел расстояние между собой и Аишей, пропустило удар, когда я заметил, что все три звонка от apa.

Сглотнув, я нажал кнопку набора номера. Пропитанный ночью тротуар исчез, и перед глазами мелькнул образ Найи на коленях в окружении сверкающих перьев. Ее платье было черным, а не синим, слезы красными, а не прозрачными, но кости крыльев такими же, как и тогда, – голыми.

Я отмахнулся от навязчивого зрелища. У меня не было причин для беспокойства. Ей оставалось заработать тридцать два пера за семь месяцев. Грешница, на которую она подписалась, стоила тридцать семь.

Найя быстро завершит крылья.

С ней все будет в порядке.