— Про кого? — поразилась Люся и расхохоталась.

Ветров, по-утреннему хмурый и ворчливый, завтракал молча. Он не выспался и сейчас тихо ненавидел весь мир. Люся ощущала его раздражение как назойливое жужжание комара над ухом, и ей очень хотелось прихлопнуть этого несуществующего комара.

Ну или хотя бы слопать.

— Вполне может быть, — продолжала резвиться она, любуясь розовой мордашкой старушки, — Николай Иванович действительно знойный ловелас. Он был женат четыре раза, но все еще верит в брачные узы. С последней дамой своего сердца он расстался потому, что она отказалась выйти за него замуж. Не захотел, понимаете ли, жить во грехе.

— Люсь, а можно менее настойчиво подсовывать моей бабушке престарелого бабника? — буркнул Ветров.

— Гляньте на него. Теперь его бабники не устраивают! Напомнить тебе, что своей предыдущей девушке-ярилке ты изменил с ее же подругой?

— Паша! — ахнула Нина Петровна. — Как это после такого у тебя стручок не отсох!

Люся почувствовала, что от таких захватывающих аллегорий у нее челюсть бухается вниз.

Она так и покатилась со смеху, а у Ветрова окончательно испортилось настроение.

— Ну вот, — он обвиняюще указал ложкой на бабушку, — теперь Люся будет припоминать мне этот стручок вечно!

— Так тебе и надо, — безмятежно отозвалась Нина Петровна, — так что там с моим поклонником, Люся?

— Ну, он художник. И коркор.

— Да господи, — процедил Ветров, — а поприличнее экземпляра не нашлось?

— Ого, — восхитилась Нина Петровна, — я чувствую заманчивый флер зловещих стереотипов. А фото есть?

— Сколько угодно. Мы писали с ним материал.

— Ах, тот чудесный музейный юноша, который делает керамические фигурки!

— Да-да, тот самый.

— Прелестные фигурки.

— И прелестный юноша.

— Да ну вас, — скривился Ветров и ушел в гостиную, прихватив с собой кружку кофе.