— Раньше я любила свою квартиру больше всего на свете, даже больше редакции, — призналась Люся. — Хотя в свое время мне понадобилось много сил, чтобы выкупить под нее помещение. Это же самый центр города, историческое здание, ценник был действительно конским. Но редакция принадлежит не только мне, но и всем, кто там работает. У меня нет крепостных замашек, что бы ни думала на этот счет моя секретарша. А вот квартира была моей тихой гаванью, где меня никто не беспокоил. Я возвращалась туда и думала: господи, какое счастье! Вот дверь, которую я могу запереть. Вот кровать, на которую я могу лечь.

Люся говорила, не глядя на Ветрова, но чувствовала, как его рука каменеет на ее плече.

— И к чему ты ведешь? — сухо спросил он.

— Ни к чему. Просто удивляюсь тому, что и мне нравится жить с тобой. Я бы скорее всего спятила, если бы тебя не было рядом все это время.

Как ни странно, это вовсе не успокоило Ветрова.

— Это же не какой-то синдром, когда невольно привязываешься к человеку, охранявшему тебя долгое время? — подозрительно спросил он.

— Люди называют это благодарностью, — засмеялась Люся. — Пашка, ну что ты такой параноик!

— Это потому, что ты не ярилка, — объяснил он, а Люся от такой наглости подпрыгнула на месте.

— И что это значит? — рассерженной змеюкой прошипела она.

Ветров опять ухмылялся.

Окончательно сбросил напряжение.

Вернулся к своей беспардонной вальяжности.

— С ярилками все просто, — развалившись на стуле, принялся разглагольствовать он, — ты знаешь, чего они хотят. Они знают, чего хочешь ты. Никаких недомолвок.

— Ты понимаешь, что говоришь во множественном числе? — нахмурилась Люся. — Как будто речь идет о каких-то безликих женщинах.

— Ты собираешься выступить за права ярилок?

— Нет, — вспомнив о сестре, решила Люся. — Черт с ними.

Ветров тихо засмеялся.

— Я обещал себе завязать. Ну, с бессмысленным сексом, — шепнул он удивительно интимно, согревая ее ухо кофейным дыханием. — Ты и сам становишься бессмысленным после него. Такой весь удовлетворенный и неудовлетворенный тоже. Вроде как было хорошо, а вроде как через двадцать минут и не помнишь об этом.

— Ну, секс — это же не таблица умножения, чтобы запоминать его, — у Люси выступили мурашки от этого шепота, и сразу же захотелось вернуться в родную постель. С Пашей, разумеется. А разговаривать о ветровском прошлом и всяких ярилках не хотелось совершенно. Но она сидела, пригревшись в его руках, и слушала.

— Наверное, это возраст, — и он снова обдал дыханием ее ухо, а потом — шею. Хорошо, что в пекарне было пусто и никто не смотрел на как, они тут тискаются. — Ты начинаешь искать смысл.