— А про школу он говорил? — нетерпеливо спросил участковый, снова заинтересовавшись рассказом.

— И про школу что-то было, но что именно — не скажу, — ответил Георгий, подумав. — Так что фактов у меня нет, Илья Семенович, одни смутные воспоминания.

— Мужик этот как выглядел? — поинтересовался капитан Трутнев.

— Да как, обыкновенно, — ответил Георгий. — Две руки, две ноги, голова бритая, морда наглая. Городской, одним словом, к гадалке не ходи.

— А очки у него были? — спросил участковый. — От солнца?

— Были, — уверенно сказал Георгий. — Помню, я еще ему сказал, что честным людям глаза за темными стеклами прятать незачем. Он ответил, что глаза у него слабые, солнечного света не терпят. Вот он очки и носит. Так и не снял, вражина.

— А звали его случайно не Леонид? — осторожно спросил капитан Трутнев.

— Кажется, Леонид, — кивнул Георгий. — Я-то его именем не интересовался, мне с ним детей не крестить. И на брудершафт я c ним пить не собирался. Это Колян спросил. Сказал, что неприлично к человеку обращаться «эй, ты», когда идет такая задушевная беседа. Ну, он и представился. А Колян говорит, что было бы неплохо еще выпить, чтобы дружбу скрепить. К тому времени мы уже и мою бутылку, и ту, что этот мужик принес, допили. А душа еще просила. Ну, мужик и говорит Коляну: «А ты сходи купи». И денег ему дает. А Колян отвечает что, мол, купить он купит, а вот донести, может быть, и не сумеет по слабости здоровья. Дескать, ноги у него и руки дрожат от какой-то болезни, а проявляется она, когда он выпьет. А мужик ему отвечает: «А ты возьми с собой вот его», и на меня показывает. Ну, я сразу сообразил, что он хочет наедине с Егором остаться. Для того и пришел. Помню, даже сказал ему: «Ты хвостом не крути. Надо с Егором потолковать — так и скажи, а тень на плетень наводить да за бутылкой меня посылать нечего. Я тебе не мальчишка чтобы за водкой бегать». Ну, или что-то в этом роде. Сейчас скажу точно…

Георгий задумался, вспоминая. Но капитан Трутнев остановил его мыслительный процесс, сказав:

— Не надо, Георгий. Потом вспомнишь, это не важно. Говори, чем дело кончилось.

— А кончилось все тем, что я все-таки пошел с Коляном в магазин, — грустно вздохнув, ответил Георгий. — Уговорили они меня. Уж не помню как. Купили мы еще три бутылки, на все деньги, что дал мужик, и пошли обратно. Только у меня уже настроение пропало пить из-за этого мужика. Так я Коляну и сказал. А он ответил, что, мол, я дурак, и ничего не понимаю в хороших людях. Я возразил Коляну в том духе, что он сам дурак, и это он ничего не понимает в жизни. Так, слово за слово, мы и сцепились. Начали друг друга за грудки трясти. А Колян мне случайно в глаз и засветил. Я, конечно, обиделся. Говорю, что если так, то пусть он сам эти бутылки несет и пьет с тем мужиком, если ему совесть позволяет, а я ему не друг, и знать его не хочу. И ушел. Колян мне долго что-то вслед кричал, а потом взял бутылки в охапку и пошел в сторону дома Егора. Не знаю, донес или нет по причине своей болезни, но, пока я мог видеть, он ни одной бутылки не уронил и сам ни разу не упал.