Красота!

А Бертран завороженно смотрел на море.

И казалось оно ему громадным живым существом, сильным, опасным и непредсказуемым. Он понимал, что ему… страшновато.

Это как в зоопарке, подходить к клетке со львом.

Да-да, был при храме Многоликого и зоопарк, почему ж нет? Если Многоликий и для животных тоже старался?

И лев там был. И Бертран смотрел на него, и мальчишке казалось, что это животное безжалостно и равнодушно. Вот он лежит, а через пять секунд он выдерет у тебя кишки, облизнет когти и опять ляжет. И даже о тебе не вспомнит.

Вот и море было таким же.

Только шкура льва была золотой, а шкура моря синей, изменчивой, но равнодушие было одинаковым.

Бездонным и безграничным.

Бертран подумал, что матросом ему не бывать.

Его не тошнит, он не паникует, не бьется в истерике, да и плавает он неплохо, воды он не боится. Но чтобы любить море?

Нет!

Ирта совсем другая река, более спокойная, уютная, какая-то домашняя.

Прирученная.

А море – дикое и страшное. И Бертрану не хочется испытывать его терпение.

Как временная мера – сойдет, но потом он точно осядет на берегу. Вот.

* * *

Рэн Тори посмотрел на подчиненного. Ему даже ответа не потребовалось, он и так все понял.

– Нет?

– Нет, командир.