Солярис поджал губы, глядя на Джёнчу сверху вниз в его коконе из одеял, и очертил когтями щеки, убирая белокурые кудряшки.

– Я бы никогда не сказал моему сыну, что он слаб, – произнес Сол тихо. – Любому, от кого он подобное услышит, я вырву горло. Даже если это будет кто-то из моей семьи. Даже если это будет сам Борей… Эй, чего ты лыбишься?

Лицо каждый раз теплело при взгляде на них двоих, и каждый раз Солярис смущался, замечая это. Вот и сейчас он фыркнул, выпустил из-за ушей волосы, чтобы те прикрыли их покрасневшие кончики, и притянул Джёнчу к себе вместе со всеми одеялами, обвив его хвостом. От этого наша кровать снова стала напоминать гнездо, как год тому назад, когда Сол, повинуясь какому-то первобытному инстинкту, стелил мягкое везде и всюду, сдвигая мебель (Мелихор так и назвала это – «гнездование»). Чрезмерная родительская опека, о которой Солярис так переживал, во многом порождалась им самим. Никаких нянечек, весталок и кормилец. Сол хранил Джёнчу, как маленькую драгоценность в своем мягком, одеяльном ларце. И если то действительно был сокровищный синдром, то не так уж он и страшен, как казалось. Зато я знала, что Солярис никогда не отойдет от своего сына и на шаг, а значит, могу без опаски отойти я.

– Дождь закончился, – заметила я, прислушавшись к звукам на улице. Крючковатые ветви царапали окна, вода журчала, катясь по черепице, но гром затих. Сдвинув закипающий сюлт с огня, я заколола волосы лунной фибулой и накинула поверх сорочки шерстяную шаль. – Пойду корзинку с морошкой поищу, если ее в лес не унесло.

– Ага. – Солярис даже не повернулся, когда я со скрипом отворила дверь, впуская в хижину промозглый сырой воздух. – Заодно гостя встреть и проводи. Вечно он жалует с закатом, будто никто по ночам не спит, как он.

Я вышла за порог, прикрыла за собой дверь и прислушалась снова. И в самом деле, совы кричали в вязовом лесу, громко хлопали крыльями, будто сами встречали кого-то. На улице резко похолодало, шторм забрал с собой летний зной, оставив лужи, хлюпающие под ногами, да побитые красные маки, только-только успевшие проклюнуться вокруг крыльца. Даже стеклянные огни, развешенные вдоль забора, надкололись каждый понемногу. Сквозь трещинки текло болотно-желтое сияние, будто стаи светлячков собрались в долине, заливая своим мерцанием узкую дорогу к дому в цветочном саду. Освещали они и открытую бутыль с клубничным вином, уже ждущую меня на перилах вместе с корзиной морошки и тем, кто принес мне и то, и другое.

Я улыбнулась. Поймала пальцами рыжее перо, плывущее по воздуху мимо, и вернула его владельцу, когда забралась на перила рядом.