От одной мысли о том, что с Джексоном что-то случилось, внутри меня разверзается пустота. Моя паника переходит в ужас. Я должна быть с ним. Должна уразуметь, что же произошло. Должна что-то сделать.

Впервые я жалею о том, что у меня нет никаких сверхъестественных способностей. Например, способности освобождаться от пут. Или телепортировать. Черт побери, я бы не отказалась даже от какой-нибудь бледной тени телекинеза, которым владеет Джексон, – все, что угодно, лишь бы развязаться и убраться с этой ужасной каменной плиты.

Я мотаю головой, пытаясь избавиться от дурноты и ощущения ваты в голове. Как же мне освободиться от этих веревок до того, как Лия вернется из того круга ада, который она посещает сейчас?

Где бы я ни находилась, тут темно. Нет, это не кромешная тьма – я могу видеть мои руки и ноги, а также кое-что вокруг. Но это все – футах в четырех от меня со всех сторон уже темно, очень, очень темно.

Какая жуть, если учесть, что я нахожусь посреди школы, полной зловещих сверхъестественных тварей. Как же мне повезло.

Может быть, закричать? Но здесь так холодно, что я наверняка нахожусь уже не в главном здании школы, а раз так, то поблизости, вероятно, нет никого, кто мог бы меня услышать, кроме Лии, а я не хочу привлекать ее внимание хоть на секунду раньше, чем она захочет уделить его мне сама.

А потому я делаю то единственное, что можно сделать в такой ситуации. Дергаю веревки изо всех сил. Я знаю – разорвать их я не смогу, но веревки имеют свойство растягиваться, если тянуть достаточно долго и достаточно упорно. И если мне удастся ослабить веревку хотя бы на одном из моих запястий, я смогу вытащить из петли кисть и у меня появится хороший шанс спастись.

Ну, ладно, может быть, не хороший, а совсем крохотный, но любой шанс, каким бы незначительным он ни был, все-таки лучше, чем просто лежать здесь и ждать смерти.

Или чего-то похуже.

Не знаю, как долго я дергаю и тяну веревки, но у меня такое чувство, будто проходит целая вечность. Вероятно, на самом деле прошло минут восемь-десять, но из-за страха, одиночества и темноты мне кажется, что времени утекло намного-намного больше.

Я пытаюсь сосредоточиться на своих усилиях по освобождению из пут, но это трудно, ведь я не знаю, где сейчас Джексон, не знаю, что с ним и жив ли он вообще. Хотя, с другой стороны, если мне не удастся выбраться отсюда, то я не узнаю этого никогда.

Эта мысль заставляет меня дергать и тянуть еще сильнее, еще упорнее. Теперь мои запястья саднят, что и неудивительно, ведь трение о веревки мало-помалу сдирает с них кожу. Понимая, что от боли никуда не деться, я игнорирую ее и, извиваясь и дергая веревки еще быстрее, напрягаю слух, чтобы услышать возможное приближение Лии.