Разумеется, Флинт смекает, кто сдернул его с дерева вниз, и я рад, что он понимает, кому этим обязан. Ударившись о землю, он сразу же поднимает голову, чтобы оглядеться по сторонам в поисках меня. Но когда я имел дело с Хадсоном, мне пришлось хорошо усвоить принципы партизанской войны. Не давай противнику обнаружить себя до тех пор, пока он не умрет.

И сегодняшний день не становится исключением – на миг я позволяю себе предаться особенно приятной фантазии, представляя, как я отрываю Флинту голову. И это еще до того, как моя пара пытается слезть с него, но вместо этого оказывается на нем верхом, поставив колени по обе стороны от его бедер.

И пытается удостовериться, что с ним все в порядке после того, как он только что принял участие в попытке покушения на ее жизнь.

Какая гадкая ирония, думаю я, когда этот хитрожопый козел уверяет ее, что с ним все хорошо. И кладет лапы на ее бедра жестом, от которого меня так и подмывает наброситься на него и растерзать его на куски. Это чувство не уходит, даже когда Грейс слезает с него и принимается то орать на него, то благодарить за то, что он спрыгнул с дерева, чтобы спасти ее.

А когда она подходит к нему совсем близко, словно желая удостовериться, в том, что он не пострадал, чуть ли не ощупав его, я окончательно оставляю всякие попытки сохранить спокойствие и невозмутимость.

К черту приличия. К черту стремление удивлять. К черту все. Моя пара ни за что не прикоснется еще раз к этому козлу, во всяком случае, до тех пор, пока не узнает, какую роль он сыграл в том, что она упала с дерева.

Я в одно мгновение преодолеваю расстояние, отделяющее меня от нее и примерно равное длине трех футбольных полей. Вокруг нее и Флинта толпятся люди, но едва до них доходит, что тут нахожусь я, они ретируются. Сразу.

И вот я уже стою, глядя на эту девушку, само существование которой изменило все, и отчаянно сожалея о том, что мы с ней не встретились год назад, до того как все в моей жизни и окружающем нас мире пошло наперекосяк.

Это чувство так сильно, что на секунду я совершенно забываю о Флинте.

Забываю о моих друзьях, которые выстроились за моей спиной, явно желая выказать солидарность.

Забываю о толпе, которая жадно наблюдает за всем происходящим. Я могу видеть и слышать только ее, думать только о ней, о Грейс.

Но тут Флинт сдвигается с места, желая то ли извиниться, то ли попытаться отбрить меня – то или другое, я не знаю, и мне все равно. Этот малый усадил Грейс на тот сук нарочно, чтобы Байю мог свалить ее с него, и если он воображает, что я ему это спущу, то он, похоже, утратил связь с реальностью.