И сейчас мне приходится отгонять от себя мысли о той светящейся ярко-синей нити, которую я видел в ее голове до того, как мы покинули мою берлогу. Часть меня надеялась, что это не то, о чем я подумал. Часть меня не верила, что это возможно, раз Грейс обыкновенный человек.

Но другая часть меня, та, что поумнее, твердила мне, что Грейс вовсе не обыкновенное человеческое существо, как она утверждает, а значит…

Я сглатываю ком в горле, глядя в ее раздражающе красивые шоколадные глаза. Нет, сейчас не время для серьезного разговора о том, что мы можем – или не можем – значить друг для друга.

Ведь вокруг нас так много нерешенных вопросов, так много неопределенности. Я не стану на нее давить, пока она будет решать, чего именно она хочет от меня.

– А что, если я хочу, чтобы ты выпил моей крови? – спрашивает она опять, вскинув подбородок и прикусив нижнюю губу.

Секунду я всматриваюсь в нее, пытаясь решить, что следует сказать в такой ситуации. Но вряд ли могут найтись подходящие слова, когда думаешь о том, чтобы попить чьей-то крови, так что в конце концов я просто спрашиваю:

– Ты этого хочешь? – Это просто, ясно и по делу.

Вот только Грейс – в типичном для нее стиле – все-таки ухитряется уклониться от прямого ответа:

– Я не хочу, чтобы ты голодал.

– Это не то же самое, как если бы ты хотела, чтобы я попил твоей крови. – К тому же я слишком вымотался, чтобы вникать сейчас в хитросплетение ее чувств. – Давай просто ляжем спать, Грейс. Мы сможем поговорить об этом как-нибудь потом.

Она не сдвигается с места. И продолжает смотреть на меня этими своими большими ласковыми глазами:

– Ты меня неправильно понял.

– А как я должен был тебя понять? – Я поднимаю бровь.

– Вот так. – Она делает шаг вперед, и ее тело почти прижимается к моему. Затем она становится на цыпочки и обвивает руками мою шею. И склоняет голову набок, подставив мне свою яремную вену.

Потому что, хотя обычно она склонна болтать обо всем, сейчас ей не нужны слова. Черт возьми. Как же мне устоять перед ней? Ведь от нее так восхитительно пахнет, она так восхитительно выглядит, и я знаю – отлично знаю, – какой восхитительный у нее вкус.

Это чистое безумие – даже думать об этом.

И все же я думаю об этом. И пытаюсь устоять перед искушением. И ради нее, и ради себя самого. Да, мы поцеловались. Но это был просто поцелуй. Я понятия не имею, что он значит для нее. И уж точно не знаю, что значит для нее это ее данное мне позволение пить ее кровь. Но не должен ли я это узнать прежде, чем все это зайдет еще дальше? Не должны ли мы оба это знать?