– Расскажи мне все.
Я делаю глубокий вдох и начинаю рассказывать ей все. Как Хадсон стал расхаживать без футболки в нашей комнате. Даже когда мы просто общаемся и играем с Дымкой. Как будто он знает, что я не могу отвести глаз от рельефа мышц на его спине. Не говоря уже о кубиках пресса.
– И что же, ты попросила его надеть футболку, а он отказался? – спрашивает Кауамхи.
– Конечно, нет. Дело не в этом. Здесь постоянно светит солнце. Ему жарко.
Она кивает:
– Значит, ты тоже ходишь раздетая. Чтобы не мучиться от жары.
Я фыркаю:
– Разумеется, я всегда одета. Здесь не
В ответ моя подруга только смотрит на меня с понимающей улыбкой. Меня злит, что она права. Хадсон делает это не нарочно, и я это знаю. И, если бы я его попросила, он бы надел футболку. Он просто ведет себя так, как ему удобно. Наверное, точно так же он одевался и тогда, когда жил у себя дома.
Я тяжело вздыхаю:
– А ты сама не могла бы начать встречаться с каким-нибудь парнем, чтобы мы могли поговорить о настоящих сердечных делах, а не об этой несчастной хрени, с которой живу я?
– О, я тебя умоляю. – Она машет рукой. – Я все это уже проходила. И выяснила, что есть чипсы из пацони не стоит, несмотря на их хруст.
– Я вообще не понимаю, о чем ты.
– Да все ты понимаешь, – говорит она и отпивает еще один глоток своего напитка. – Ты из тех, кому повезло.
– Из тех, кто получает и чипсы из пацони, и хруст? – сухо спрашиваю я.
– Хруст достается всем, кто ест чипсы из пацони. Просто обычно пацони бывает ужасно горьким – и ужасно сухим, так что есть его не стоит.
Официант приносит нам наш пуспус, и это блюдо посыпано какой-то местной приправой, от которой исходит восхитительный запах.
Я кладу в рот один кусок и улыбаюсь. Прожевав его, я поднимаю бровь и спрашиваю:
– То есть ты хочешь сказать, что в Хадсоне слишком много горечи и что он слишком сух?