После того обеда с Кауамхи прошла уже пара недель, а я так и не придумала, как заставить Хадсона рассказать мне о своих чувствах.

Всякий раз, когда я заговариваю на эту тему, он заявляет, что Дымке надо погулять. Или что он забыл что-то сказать Ниязу. Или что ему надо принять душ.

Складывается впечатление, что он меня избегает.

Я не могу заставить его даже выпить моей крови.

Бормоча себе под нос, я сажусь на скамейку в середине площади, чтобы пообедать. Библиотека находится прямо напротив, и, глядя на нее, я думаю о том, стоит ли мне навестить Хадсона. Занятий в школе сегодня нет, и он сказал, что хочет навести кое-какие справки.

Время идет быстро, и я боюсь, что, когда вновь наступит темнота и прилетит дракон, мы будем не готовы.

До этого еще далеко, но я не могу об этом не думать. Будет ли моя горгулья готова драться? Ведь не могу же я просто сидеть сложа руки и смотреть, как дракон будет убивать моих новых друзей, которые ко мне так добры. Я имею в виду трубадуров, моего босса Тиниати, Нияза. Даже библиотекарша Доломи подружилась со мной, хотя ее любимцем по-прежнему остается Хадсон.

Впрочем, он теперь всеобщий любимец. Дымка почти не выпускает его из виду, даже когда он на работе, Нияз раз в неделю приглашает его поиграть в карты, а Луми дает ему уроки игры на трубе в обмен на уроки французского, пока мы с Кауамхи ходим по ресторанам.

Так что, в общем и целом, мы устроились неплохо и начинаем строить новую жизнь.

Рядом со мной скульптура женщины и дракона, и, глядя на нее, я вдруг замечаю то, чего не замечала прежде. У нее есть рога.

Мое сердце начинает учащенно биться. Это памятник горгулье, которая сразилась с драконом!

Я отмечаю про себя, что надо будет спросить Хадсона, не говорил ли ему кто-нибудь об этой скульптуре. Ведь наверняка кто-нибудь знает, почему ее воздвигли.

Может быть, горгульи способны проделывать временны́е разломы. Может быть, она попала в Мир Теней случайно, как и я.

У меня вдруг обрывается сердце. Я единственная горгулья в Адари – а значит, вот эта горгулья, кем бы она ни была, проиграла в схватке с драконом времени. Я проглатываю подступившую к горлу желчь и бросаю недоеденный сэндвич в урну.

Мне не хочется об этом думать, не хочется представлять себе, как она потерпела поражение и погибла, хотя здесь она изображена свирепой и вперившей в дракона грозный взгляд.

В ее глазах читается вызов, губы решительно сжаты, голова воинственно опущена, рога выставлены вперед, готовые к бою. Она явно нереально крута – как только может быть крута женщина, – и части меня хочется стать такой же, как она, когда я стану старше.