Я смотрю на Хадсона.

– Грейс может поговорить с ней.

И он прав.

Когда я случайно превратила в камень Дымку и саму себя, я могла слышать в своей голове ее непрестанное чириканье. Так что, коснувшись окаменевшей горгульи и окаменев вместе с ней, я и впрямь смогу с ней поговорить.

От одной только мысли о том, что я смогу поговорить с кем-то, похожим на меня, мое сердце начинает биться часто и гулко. Мне хочется задать ей столько вопросов. Мне пришлось выяснять, что значит быть горгульей, без всякой помощи других существ моего вида. И это удивительно – знать, что я не одна, что есть еще кто-то, кому пришлось учиться тому же, что и мне, и кто может много мне рассказать. К тому же это не абы какая горгулья, а великая воительница – это видно по тому, как она выглядит в камне.

– Да, думаю, я смогу с ней поговорить, – соглашаюсь я.

– Но даже если она освободит дракона, как сделать так, чтобы он напал на мэра, а всех остальных не тронул? – спрашивает Нияз, проведя рукой по подбородку.

– Мы, разумеется, заманим мэра в ловушку, – отвечает Хадсон, но я, как и он, понимаю, что это легче сказать, чем сделать. – Ему придется выйти из дома, когда взойдет солнце, чтобы пересечь барьер – тогда-то мы и нападем на него.

Я делаю глубокий вдох и медленный выдох. У меня не начинается паническая атака – что удивительно, если учесть, через что нам пришлось пройти за этот вечер – но мне все равно требуется привести свои мысли в порядок. Ловушка должна сработать – но только в том случае, если мне удастся уговорить эту горгулью нам помочь.

Я делаю еще один глубокий вдох. Затем поворачиваюсь к Ниязу и говорю:

– Я попытаюсь уговорить ее…

Я осекаюсь, потому что из-за двери кабинета доносится грохот.

Хадсон мигом переносится туда и открывает ее, чтобы посмотреть, в чем дело – и мы видим одну из горничных, стоящую на коленях за стойкой. Она опрокинула ужин Нияза и пытается поднять его.

– В чем дело? – спрашивает он, выходя из-за письменного стола.

– Простите, сэр, простите, – говорит горничная, складывая все на стойку.

– Я беспокоюсь не из-за того, что ты опрокинула на пол, Исса, – отвечает он, когда она начинает подбирать осколки стакана. – Меня беспокоит другое – что ты вообще делала за моей стойкой?

По лицу Хадсона видно, что он думает о том же – как и я сама. Но мы ничего не говорим – только отходим назад и предоставляем Ниязу самому разбираться со своей подчиненной. И тут Исса начинает рыдать.

– Простите, простите. Я шла мимо и увидела, что моя сестра подслушивает под вашей дверью. Она предана королеве, сэр, и сейчас она спешит вон из города, чтобы рассказать ей о вашем предательстве – то есть о вашем плане, – быстро поправляет она себя. – Который она называет предательством.