Она уже полетала.

Всю ночь летала. Пока я думал о ней и катился в какую-то пропасть, потому что ее не было рядом.

Не пропасть даже — дыру.

Гулкую, давящую, взрывающую мое прошлое, и заставляющую еще раз взглянуть на него, прежде чем выбросить.

Многое пересмотрел — что-то хорошее, светлое, что-то тягучее, полузабытое, то, что давно похоронено, а вот же, и оно показалось, чтобы напомнить.

Напомнить о том, как легко рядом со мной ломаются люди.

Как я их ломаю.

А сегодня, будто вчерашнего мало, мое прошлое показало то, что с теми, ушедшими, забытыми, сломленными происходит в реальности, в данный момент, когда уже ничего не связывает, оборвано все, а нет — тянутся нити. Тянутся, пересекая зачем-то наши реальности.

Может быть, чтобы я больше никого не сломал?

— Да, брат, — стонет Лука, когда я вхожу в его лавку, — ты свою рожу в зеркало видел? У меня столько чая не будет, чтобы ты успокоился. А дерьмового вина у тебя с собой нет, так что предлагаю другой, более действенный выход.

Прекрасно понимаю, о чем он. Но так как байка у меня уже нет, Лука предлагает мне свой. От души отрывает.

— Авось не развалишься, — усмехается, когда я вновь чувствую под своими ногами железную мощь.

Лавка закрыта, несмотря на толпы поклонниц. В офисе отдувается Макс. Я даже скидываю часть работы на утомленного Пашку, но, кажется, он только рад отползти подальше от пальмы в комнату номера и холодок.

И мы со старым приятелем, с которым исколесили много дорог и много чего повидали, уносимся прочь. Подальше от города — туда, где никого не волнуют статус и настоящее имя, потому что есть кличка, которая прикипела, даже если ты сам про нее и забыл. Туда, где свобода, ветер и скорость.

— О, Хищный приехал! — слышу вокруг знакомые голоса.

И тут же смех и подколки, что своего коня потерял и пытаюсь стреножить чужого. Вопросы: за какие заслуги Лука позволил оседлать его «друга», если на этом байке не возил даже девушек.

— Бабам всегда есть место на моем члене, — огрызается со смехом Лука, пока я приветствую старых знакомых и опять привыкаю к тому, что раньше было обыденным.

Смех, дым сигарет, стынущий над городом, что остался внизу, и сверкает пустыми огнями.

Пустыми, потому что не греет, не держит, не тянет обратно.

И я отключаюсь.