Дарья, сидела, закрыв рот ладонью. Она хотела крикнуть, чтобы он замолчал. Она больше не могла этого слушать. И все же не крикнула. Поняла, что должна дослушать до конца, выдержать. Вряд ли, он еще когда-нибудь решится на откровения. С таким на бис не выходят. А Виктор похоже решил, что ему уже нечего терять.

— Сказал просто, либо со мной добровольно, либо со всеми. Понятно, что она выбрала. И где то там на краю сознания что-то видно еще во мне оставалось. Не стал в машине, хотя пацаны недовольны были, на квартиру повез… — Виктор провел ладонью по лицу. — Оказалось, никого у нее до меня не было. Но разве меня тогда это могло остановить…

— И все оказалось еще хуже. В общагу потом ходил, подруга сказала, что она аборт сделала, а из универа перевелась. Из ресторана тоже ушла в какую-то забегаловку. Я ее нашел потом. Никогда не видел, чтобы меня тАк боялись. — Виктор, когда говорил это, так кулак сжал, что аж пальцы побелели. — Ничего от той дерзкой девчонки не осталось. Вытащил все деньги, что в кармане были, на стол бросил и ушел. Практически сбежал. Виктор Собинов испугался. Не смог ей в глаза смотреть. Видно ни все мозги тогда вышибло.

Так бы и падал дальше, хотя уже практически некуда было, пока однажды отец к себе не позвал. Какое-то очередное поручение хотел дать. А у меня ломка началась. Гулял до этого капитально, потом сутки отсыпался. Очнулся, по карманам пошарил, а ничего нет. Только собирался своим звонить, чтобы привезли, а тут отец…

Короче, сижу у него в кабинете, пытаюсь делать вид, что слушаю, а сам только об одном думаю. Он внезапно подошел, посмотрел так внимательно мне в глаза, а потом рукав задрал.

— Понятно, — говорит. — Давно?

Я только и сумел кивнуть. А самого уже трясет всего. Повел меня в подвал зачем то, туда, где пацаном тогда три дня просидел. Там только матрац был, стол, да сортир. Сам он наркотой не баловался, хотя торговать, торговал. Кинул сначала пакетик на матрац. Я схватил не раздумывая. А затем наручники.

— Выбирай, — сказал. — Либо остаешься здесь, — и показал на наручники. — Врач будет конечно приходить, но остальное ты сам. Либо выметайся. — Отец показал на открытую дверь и на то, что было в моих руках.

Никогда более страшного, чем этот выбор, ничего у меня в жизни не было. Хотя вру, было. Потом, когда, я не знаю как, но все же выбрал наручники. Понять это может только тот, кто пережил. Никакими словами нельзя объяснить то, что я чувствовал тогда. Эта была одна сплошная боль. Однажды даже головой о батарею бился. Казалось, все, вот он предел.