Домой я ехала в тесном вагоне метро, всматриваясь в незнакомые лица и привыкая к мысли, что все плохое позади. Больше меня не станут преследовать ни Тени, ни охотники, ни чувство собственной никчемности. Потому что я ух! Схлопнула гигантский концесветовый портал, размазала о траву Бобиков, послала лесом Катерину. Теперь мне в жизни ничего не страшно!..
Родной подъезд встретил кипой неоплаченных счетов в ящике. До своего этажа я добралась в обнимку со стопкой бумаг, привалилась к двери, вставила в замок ключ. Он провернулся на один оборот и встал, в желудок опустился комок ужаса. Точно помню, что закрывала замок на два оборота… Дверь резко отворилась, чуть не шарахнув меня по лбу. Увидев, кто стоит в дверном проеме, я вздрогнула. Пальцы разжались, по полу разлетелся ворох счетов.
– Явилась, – прошипели на всю лестничную площадку.
Поджатые губы, гневный взгляд. Сложенные на груди руки, постукивание о порог в спешке натянутой тапки. О боже…
– Привет, мам… – только и смогла выговорить я.
Все остальное сказала она…
– Ты меня в могилу решила свести?.. Трубку не берешь, дома не появляешься! Где ты ночевала?!
Признаться, что у парня? Проблема с синтаксисом будет решена. Он мне уже просто не понадобится!
– У подруги, – соврала я и почувствовала, как уши предательски краснеют.
Мама отступила в коридор и скомандовала:
– А ну сюда, живо!
Я спешно собрала с пола бумаги, вытащила из замка ключ и юркнула в квартиру. Дверь за мной захлопнулась, щелкнул замок. Дико захотелось обратно к Бобикам. Даже у них не было так страшно…
– Ты хоть представляешь, что со мной тут было?! – Мама уперла руки в бока. – Лопочешь по телефону про неприятности, пропадаешь неизвестно куда на неделю. Ничего не объясняешь! А потом абонент недоступен, недоступен, недоступен… Я отпуск взяла, вчера первым самолетом примчалась искать, под каким кустом тебя, дуру, прибили! Дома никого, холодильник пустой. Отец ни слухом, ни духом, где ты. Да и что с него взять, всегда такой был, все трын-трава! Я думала уже морги и больницы обзванивать, хорошо, в деканате сказали, что на лекции ты пришла!
– Да-да… – робко кивнула я. – На лекции я хожу…
– Это что? – Она вырвала у меня счета. – Ты их сколько не оплачивала? Бестолкушка совсем атрофировалась? Еще бы! Без шапки ходить! А я знала, так и знала… Нельзя было отпускать тебя в эту Москву! Признавайся, кто он. Какой-нибудь проходимец?!
Предположения хлынули нескончаемым потоком – одно другого ужаснее, признаться в чем-либо стало невозможно. Я бросила сумку на тумбочку, скинула пальто и сапоги. Выждав паузу между причитаниями, уткнулась носом ей в плечо и обняла. Чувствовала себя ужасно виноватой! Раз мама сорвалась с другого конца страны, значит, с ума от волнения сходила.