— Иди развязывай, — приказала Вика.

Я сняла с него маску, а потом принялась ковырять узлы. Макс молчал. Только осуждающе смотрел сверху вниз, будто это не они первыми начали военные действия.

Вика ткнула в меня веслом и спросила, где ещё веревки. Пришлось показать.

Артём по-прежнему был без сознания. Лежал лицом вниз. Одна рука чуть выше головы, вторая, поврежденная, — под телом. Я хотела перевернуть его, но Вика отпихнула меня и, наклонившись, с злостью принялась наматывать веревку ему на руки.

После чего они связали и меня. Надели нам обоим респираторы и закрыли в сарае.

Сидя там на деревянном щите в неудобной позе, привалившись к стене, я отчего-то вспомнила, как мы пели в караоке «Ничего на свете лучше нету» и если ещё утром казалось, что примирение неизбежно, то теперь в это верилось с трудом.

Где была эта точка, в которой всё преломилось и пошло наперекосяк? В тот момент, когда Артём отказался брать щенка, или когда он назвал Макса Симсом? Когда Вика пела Лану? Или вообще ещё там, в Парке Горького, когда они с ней познакомились? Или всё дело во мне и в том, что я привела её и сказала, что это игра? А может, всё началось с голубя?

С тем, что к маминому приезду попасть домой не получится, я смирилась, решив, что как только мы выберемся из сарая, сразу поедем к Юле, я позвоню тёте Кате и расскажу всю правду. Тогда они будут переживать, волноваться, но, по крайней мере, не сойдут с ума и не получат разрыв сердца. А потом, когда вернусь, накажут, конечно, но наказание меня не пугало. Я его заслужила. Хотя бы за то, что всё это время забивала на школу.

Вскоре Артём пришел в себя и зашевелился под боком. Несколько минут возился в темноте, я просто чувствовала, как ходит ходуном настил, а потом неожиданно услышала его голос:

— И что? Ты уже сдалась? Ползи сюда, будем развязываться.

Но ползти не пришлось, ноги мне Макс милостиво связывать не стал, поэтому я просто подвинулась к нему ближе, пихнув в бок коленкой.

— Ложись на живот. Сейчас перегрызу твою веревку, — усмехнулся. — Ну, не перегрызу, конечно, но на веревочном курсе мы так развязывали друг друга. Правда, там было гораздо светлее и удобнее.

Я перевернулась, и он только ухватился за веревку зубами, как меня буквально затрясло от смеха, возможно, это произошло от нервов и накопившейся усталости, но отчего-то вдруг стало невыносимо щекотно, и, чем больше я смеялась, тем смешнее становилось. Воздуха в респираторе не хватало, а я всё равно смеялась и никак не могла успокоиться, представляя, как глупо мы выглядим со стороны.