Случись такое раньше, до всей этой истории с рекой, я бы несомненно дико запаниковала и, возможно, умерла от страха ещё до окончания уроков, но, скорей всего, попросту ушла бы домой. Сказала, что разболелся живот или голова, легла в кровать и до конца учебного года больше в школе не появилась, а если бы мама настаивала, то сбежала бы гулять по улицам и торговым центрам, как это делали другие.

Теперь же, хоть я боялась Дубенко ничуть не меньше и думала о нём, не переставая, целых два урока, я вдруг поняла, что больше не могу о нем думать. В моей голове совершенно не осталось для него места. Столько всего было другого важного, волнительного и нерешенного, что Дубенко там уже никак не помещался. На долгое время он полностью исчез из моей жизни и с тех пор находился, где-то далеко в прошлом, куда возврата больше не было.

И если по мнению Ольги Леонидовны моё бегство из реальности было связанно именно с ним, то я готова была бежать и дальше, в любую другую точку своего воображения, лишь бы избавиться от этого навсегда.

А в своём воображении я имела право на любое, пусть и не самое цивилизованное, но зато самое действенное и справедливое решение.

После седьмого урока, стараясь ничем не выдать своего волнения, я вышла из школы. На улице уже стояла теплынь, и можно было не тратить время на одевание.

Огляделась по сторонам. Они поджидали.

Я свернула в сторону дома, они молча двинулись следом. Затаенная угроза, читающаяся на их лицах, в полной мере передавала серьёзность их намерений, пугая намного сильнее, нежели свист и обзывательства.

Я прибавила шагу. В одном кармане у меня лежал остро заточенный карандаш, в другом — новый телефон. На телефон я возлагала большие надежды, а карандаш приготовила на крайний случай. Если вдруг придется серьёзно отбиваться. Надеясь, что в случае чего у меня хватит духу воткнуть его кому-нибудь из них в руку.

Можно было пойти в магазин и отсидеться там, но одна дорога туда проходила через пустые дворы, а другая мимо гаражей, где они могли спокойно поймать меня. Так что я, стараясь не бежать, довольно быстро шла в привычном направлении.

Дубенко окликнул, когда мы почти дошли до моего дома. Я уже видела свой подъезд.

— Эй, аллё, Котова, ты в курсе, что мы к Серёге в гости идём? С тобой, между прочим. Будешь нам рассказывать, что это за недоразумение такое вышло.

Зинкевич заржал.

К Серёге — это означало к Тарасову. И тогда я поняла, в чем заключался их план. Они так спокойно шли, потому что собирались затащить меня к нему домой, в соседний подъезд. И теперь были уверены, что уже никуда не сбегу.