Обычно она не одобряла скандалов в общественных местах и при людях никогда не выходила из себя, но это был подъезд, а такой злой я её видела в первый раз.

— Считаю до трёх, Вита! Если ты сейчас же не выйдешь, я вызову полицию.

— А вдруг правда вызовет? — прошептала я.

— Теперь уже без разницы. Я всё равно сорвался, — он снова потянулся, чтобы поцеловать, но я увернулась.

— Почему ты сказал, что не хочешь меня видеть?

— Потому что иначе не смог бы сдержать слово, которое дал твоей маме.

— Какое ещё слово?

— Не морочить тебе голову.

— Они убедили меня, что тебя не существует.

— И ты поверила? — заглянул в лицо.

— Рядом не было никого, кто доказал бы обратное.

— Это же я! Я. Вита? Как меня может не быть? — порывисто схватил за руку и положил себе на грудь. — Чувствуешь?

Сердце под майкой стучало так, словно там бились голуби.

— Ты назвал меня Витой?

Наш разговор был похож на шелест ветра в лесной чаще. Едва слышный шепот. Щекочущее шею дыхание. Тихие, тонущее в маминых криках, слова.

— Как тебе не стыдно? Я с тобой всю жизнь нянчилась, всё тебе, что только захочешь.

— Если я сейчас упаду в обморок, не отдавай меня ей, — крепко обхватив за шею, я сама поцеловала его, но в обморок не упала. — Мне всё равно, по игре это или нет. У меня теперь есть маска, и мне ничего не стыдно.

— Нет, нет. Тебе не нужна маска, — провел двумя ладонями по моему лицу, судорожно стиснул плечи. — Только не тебе. Будь собой. Умоляю. Обещай, что будешь собой?

Вдохнул запах волос и прижался щекой.

— Я так привязался к тебе, Витя. Ты себе не представляешь. Всё время вспоминал, как ты на меня смотрела. Будто видишь во мне что-то по-настоящему хорошее, человеческое. Доверяешь, веришь в меня. Я так хотел достать тебе ту чёртову лодку. Чтобы оправдать этот взгляд, чтобы заслужить его.