— Не, я ничего не видел.

— Ясно.

— Вероника, черт, мне так… Мне очень жаль.

— Мне тоже жаль.

— Мир?

Я поднимаю брови и смотрю на него недоуменно:

— Чего?

— Прости мне этот поступок. Я бы хотел вернуть все, как было, — он останавливает машину возле своего подъезда.

— Я не тут живу, — отрезаю.

— Давай просто поговорим. Поругаемся. Выскажи мне все, что думаешь. Только не гони снова.

— Поняла. Ничего, дойду ногами, — открываю дверь.

— Да стой же! — он перехватывает мои руки и захлопывает дверь. — Сейчас довезу, погоди.

Через две минуты он паркуется напротив моего подъезда. Причем таким образом, что, никаких сомнений, намерен долго оставаться на одном месте. Машина никому не мешает.

Егор выглядит вполне искренним, но то, что он сделал — не прощается. Он сыграл на моих чувствах, забрал все, что только могла дать, после чего выставил на посмешище, еще и наговорил вслед «хорошего». Я тоже наговорила, но готова ответить за каждое свое слово.

— Скучаю, — упорно повторяет он. — Я… не думал, что буду по кому-то так скучать, — он поджимает губы и отворачивается. Смотрит то на руль, то вдаль через лобовое. Нервничает.

Я всхлипываю, но продолжаю держать себя в руках:

— Ну, показывай свой член, — говорю ему. — Посмотрим, ты ж для этого приехал? Показать.

— Не для этого. Я… никак не могу придумать, с какой стороны к тебе подойти. Я бы хотел, чтобы все стало как прежде.

— Так ты снимаешь штаны или нет?

— Прекрати, — он рычит, мне удалось его выбесить полным игнорированием потока искренности, довольно скромного, между прочим, учитывая, что зарабатывает Озерский сочинительством.