Раз отговаривать от поцелуев его бесполезно, то хоть звук выключу.

       — Я могу сделать телевизор погромче, — прошептал он мне в губы. — Но Люба и так не обернётся: фиксики куда интересней нас с тобой, поверь мне… Я смотрел их с братьями.

       Он не просто поцеловал, он втянул мои губы с такой силой, будто пытался увеличить в объеме.

       — Гриш, да что с тобой?!

       Я держала его плечи на расстоянии вытянутой руки.

       — Нервы… — он улыбался. — И я действительно хочу тебя целовать. Что в этом плохого?

       — Сырники остынут…

       — О, боже… — он театрально отвернулся. — Как вы с Еленой Владимировной похожи! Нам все еще хочется копаться в говне, а ей уже надо руки мыть и марш за стол. Не смог я ей объяснить, что мальчишкам лучше во дворе. Как меня растили? Утром стакан молока и ломоть хлеба в зубы. Днем что сумеешь, в саду найдешь. И вечером — жри, что хочешь. Но хочется просто упасть мордой в подушку и дрыхнуть, — улыбка у Гриши закончилась, на лицо снова наделась трагическая маска. — Я скучаю по тому времени. Не думал, не гадал, что буду сидеть в офисе в строгом деловом костюме и слушать бредни женщины, которую желаешь заткнуть поцелуем… Причем, слушать с каменным лицом.

       — У тебя это очень хорошо получалось.

       — Ещё бы! Я так старался… Не заржать…