— Но…

— Никаких «но». Скажи спасибо, что я не вырезал подчистую всю семью предателя… — сжимаю челюсти плотнее. — Через час вас отвезут на вокзал. Уезжайте из моего города. Не возвращайтесь. Никогда.

Отдаю распоряжения. Всем. Сам проверяю. Теперь правой руки у меня нет, чтобы мог часть груза разделить. За всё самому хвататься приходится. И от мысли, что постоянно хочется обратиться к другу, как раньше, ещё хуже становится. Тошно.

Ареса готовят к встрече. Одевают, как всегда, франтовато. Под присмотром он созванивается с Исаевыми, коротко сказав, что сделал всё. Старый лис планировал потихоньку стравливать Малую и нашего с ней ребёнка. Подменять лекарства. Гнида…

Исаевы — хитрожопые. Хорошо уселись. Одной рукой на стол накрывают, второй — моих людей убрать хотят.

Не выйдет.

Братья Исаевы соглашаются на встречу. В условленном месте. Время до того быстро пролетает, что я стопорюсь перед самым выездом.

Уехать, не повидав Малую, кощунством кажется. Поднимаюсь наверх, сталкиваясь с ней у двери просторной спальни. Личико припухшее еще немного, с небольшой синевой. Но мазь ей самую дорогую наложили — всё должно быстро сойти.

Взгляд сам детали цепляет — длинную, белую сорочку, с кружевом на полной груди. Тёмные волосы — беспорядочными волнами по плечам. И тревога. Тревога в глазах, во взмахе пушистых ресниц и в каждом жесте.

— Зачем встала? — цыркаю. — Тебе покой прописали!

— Это не означает, что я пластом лежать должна.

Делаю шаг вперёд, она отступает в комнату. За моей спиной замок дверной щёлкает.

— Ты уезжаешь?

— Да. Дело решить.

Кивает, словно не решаясь сказать ещё что-то. Брови хмурит, мнётся на месте, но потом шаг вперёд делает, обнимая за торс.

— Я чувствую, что это может быть опасно, — шепчет.

Прижимается здоровой щекой к груди. Пульс взметается вверх. Быстро и часто. Едва насквозь не прошибает. Руки сами на тонкие плечи опускаются, гладя. Малая жмётся ещё сильнее, трётся об меня сосками затвердевшими. Вызывает умопомрачение мгновенное.

— Сука ты коварная… — щиплю за сосок, потеребив острый пик. — Какой половой покой с этим? — толкаюсь бёдрами к ней, чтобы крепость дубины ощутила. Чтобы проняло до самого нутра.

— Куда поедешь? — уточняет, отстраняясь, медленно зеленющим взглядом обводит. — Рубашка белая. Брюки. Туфли. Как на праздник.

— Баб кадрить.