С одной стороны мой грядущий отъезд (идеально сложившийся в сознании), подпирает ежедневно объясняющийся в любви Димка. Не кричащий об этом на публику. Не звонящий на каждом углу. Хотя, с него бы сталось. Это как раз в манере того Верховцева, что однажды на меня едва не наехал… Со второй… С другой стороны… Моё сердце. Моя печаль. Моя боль. Моя неизведанная радость. Мой…(как бы хотелось просто взять и бесстрашно озвучить это ему в глаза…) Макс. И во мне нет ни капли жалости к тому, что, возможно, в скором времени мне предстоит бросить всё; ступить в неизвестность; потерять раз и навсегда шанс вернуться к тому, что имею. Потому, что без него ничего не имею и вовсе. Не способна оценить по достоинству. Жизнь моя, не моя. И дворец — не дворец, когда милее рай в шалаше. Дура. Да. Знаю. Реалист, живший внутри меня дольше чем я себя помню, потребовал бы мгновенной казни. Расстрела. Как минимум. Потому как болезнь за последние годы порядком прогрессировала и подобный диагноз не лечится.

Паспорт был получен на руки к концу первой недели. Сборы документов на получение визы и ожидание последующего вердикта заняло порядком больше времени.

Дни я делила с Димкой, а ночи… между ними двумя. (Как бы не похабно это звучало. Внутри меня тихо и мучительно умирала та хорошая девочка, которую старательно взращивал отец, щедро потчевал новыми комплексами из десятков высот, которых мне не всегда удавалось достигнуть). Первую половину ночи я делила с одним. Часть второй была с другим. Засиживаясь в обнимку с телефоном на прохладном, распахнутом настежь балконе. И только часть, до утра, я оставляла на себя. Не слушая причитаний Макса о том, что давно пора спать и жить в таком ритме попросту нельзя. Проваливалась в сон. Опустошающий мысли. Сон, не вмещающий в себя сновидений. Но излечивающий сердце и душу.

Прежняя Я пребывала бы в шоке от осознания замкнувшейся вокруг меня ситуации: жить и спать с одним, лелея в мыслях другого. Нет. Прежняя Я открестилась бы от подобного всеми правдами и неправдами. А нынешняя ничего так. Ходит, сидит, улыбается. Вызывая ощущение глубокого раздвоения личности. И к прискорбию, этот эмоциональный сдвиг скорее деградация, нежели положительный её рост.

- Анжелика, ты в своём уме? — доносится из трубки, вместо приветствия.

Голос мамы полон ярого негодования, заставляющего прикинуть в уме ни одну сотню проступков, которые за последние пару недель отсутствия личностного контакта я могла совершить.

— Привет, мам. Рада тебя слышать, — выдаю самое дурацкое из всего годящегося в подобие отвлекающего маневра или же средства защиты.