– Что? – Рёрик развернулся и оглядел Диву так, что у нее аж все похолодело внутри.

– Прошу отпустить его…– пересилила себя Дива. Она не могла молчать. Хотя сейчас уже ясно видела только одно – вместо того, чтобы улучшить положение храброго новгородца, она сейчас ухудшит свое собственное.

– Не лезь не в свое дело, – процедил Рёрик. И из его уст сие предостережение прозвучало угрожающе.

– Я умоляю, – всхлипнула Дива, спешно утирая начинающие струиться по ее щекам слезинки.

– Закрой рот. И больше не обращайся ко мне, – повелел князь мрачно.

Все время спора Арви глядел в сторону реки и улыбался солнышку, играющему лучиками в его козлиной бородке. Настроение у него улучшилось. Нет, не все пожелания вражьей дочери, этой несносной выскочки, должны исполниться. Наконец, князь сам указал ей на ее место. Место, предполагающее молчание, сдержанность и покорность. О да, для разнузданной и заносчивой дочери Гостомысла – самое страшное наказание – именно молчание и сдержанность.

Что до Дивы, то после грозного предупреждения она старалась оставаться стойкой. Но расстройство оказалось столь велико, что намерению не суждено было сбыться. Слезы на сей раз хлынули из ее глаз бурными реками. Лица людей, стоящих вдоль дороги и приветствующих князя, теперь расплывались пред взором.

– Прекрати это, – прорычал Рёрик. Было очевидно, что плачущая женщина вызывала у него не жалость, а наоборот гнев.

Сотрясаясь в немых рыданиях, Дива прикрыла рот ладошкой. Она, как могла, старалась сдержать себя и не расплакаться во весь голос. Рёрик больше не смотрел на нее. Но вид у него был такой злобный, что она даже опасалась подать голос еще раз.

День закончился тоскливо. Дива полвечера проплакала в своей горнице. На улице давно стемнело, и было бы правильным лечь спать. А не жечь свечи. Но она не могла заснуть. Она ждала Рёрика. Который все никак не шел. Вскоре уже начало светать. А он не появлялся. Ну и где он? Это уж совсем плохо, что его нет ночью. Ничем положительным для нее это не закончится. И тут все ясно. Но есть еще кое-что…

С некоторых пор Дива стала замечать за собой странную перемену. Ее отношение к Рёрику постепенно менялось. Ненависть и обида вытеснялись непостижимой симпатией. Временами она ловила себя на мысли, что ждет от него внимания. Пока он рядом, никто во второй раз не завоюет город, а ее саму не отправит в рабство. Да и сам он для нее теперь не так уж и безразличен, как хотелось бы. Порой она неосознанно стремилась вызвать его одобрение, всячески являя послушание и готовность следовать путем, который он укажет. Она так убедила себя в необходимости смирения, что иногда, даже не замечая того, оправдывала его вероломные действия, находя им разумные объяснения. Безусловно, ничто не загладит того, что он сотворил. И она, конечно, не забудет об этом никогда. Однако на какое-то время придется отставить мысль об отмщении. Ведь сейчас самое главное – это дитя. От того, как она сама будет себя вести, зависит судьба малыша. Так что теперь дружба с князем – это нечто необходимое. Да и не такое уж пренеприятное, если не вспоминать каждый миг о том, что он сделал.