Его губы скривились в гневе, щеки стали практически пунцовыми от волнения. Взгляд зеленых глаз отдавал таким ледяным холодом, что меня чуть не сдуло с сидения. Мурзя молчала. Она выглядела совершенно шокированной.

И было отчего.

Смоляков никогда не давал повода сомневаться в своей малодушности. Немногословный, всегда идущий во всем на уступки, избегающий конфликтов, застенчивый. Если бы он разговаривал с нами и со всеми остальными представителями женского пола на «Вы», никто бы не удивился. Несмелый в общении с девушками, вечно погруженный в себя и в учебу, он на удивление пользовался уважением среди мужчин.

И парни прислушивались к его мнению. Всегда. В их окружении он казался нам интересным и порой даже ярким. Но все же Машке приходилось прикладывать немало усилий, чтобы разговорить его на дружеских посиделках в общаге. Она смеялась и подливала ему дешевого портвейна, после пары рюмок которого он начинал изъясняться на одном с нами языке.

Я никогда не понимала, что могло заинтересовать ее в этом, ничем не примечательном на вид, парне. Но не могла не заметить, что при общении с ним глаза ее начинали играть новыми, незнакомыми красками, сверкать и даже лучиться изнутри.

- Выходи, я сказал, - уже более спокойно повторил он.

С Машкой еще никто не позволял себе так разговаривать. Тем более Смоляков. Она испуганно хватала ртом воздух и не решалась произнести ни звука. Как и покидать автомобиль.

- Илья, - попыталась вмешаться я.

- И ты помолчи, - рявкнул он, обернувшись ко мне.

Поспешив повиноваться его приказу, я откинулась на сидении. Машка тоже молчала, хлопая глазами. Автомобиль продолжал сосредоточенно урчать, наполняя морозный воздух вокруг себя выхлопными газами.