Стараясь дышать, Уильям поднял ее руку, притянул к себе и прижался губами к тыльной стороне ее ладони.

Шарлотту пронзила легка дрожь.

— Уильям?

Господи, как он любил, когда она называла его по имени! В ее голосе послышалось такое отчаяние, как будто… будто она впервые могла остановить его, даже не подозревая о том, как сильно нужна ему.

Уильям похолодел, поняв, что не сможет, ни за что не отпустит ее. Какая-то мука сжимала ему сердце. Он стал покрывать легкими поцелуями каждый ее дрожащий пальчик, и снова услышал, как она шумно вздохнула. Как будто собиралась сказать что-то еще.

— Шарлотта, — пробормотал он с неприкрытой болью, повернул ее запястье к себе и припал губами к отчаянно трепыхающемся пульсу. — Мне отпустить тебя?

Она задрожала, а потом он с потрясением обнаружила… ее вторую руку в своих волосах, которая погладила его по голове.

С ним снова что-то произошло. Что-то содрогалось и падало внутри него. Его истосковавшееся, измученное по ней любовью сердце.

Опустив ее руку, Уильям повернулся к ней. Она была нужна ему сейчас даже больше, чем он мог себе представить.

Глаза ее потемнели, губы дрожали. Ветер подхватил темно-золотистые пряди, пахнущие сиренью и жасмином, и бросили ему в лицо. Он не мог пошевелиться, но отчетливо увидел, как Шарлотта сама тянется к нему.

Мгновение, и она оказалась в его объятиях. Он прижал к себе. Ее руки обвили его плечи. Он больше не мог бороться с собой, не мог сдерживать себя, потому что его душила не только любовь к ней. У него было такое ощущение, будто отпустив ее, он просто растворится в пустоте и потеряет ее.

Не мог отпустить ее еще и потому, что она сама обняла его, обняла так, как будто хотела этого.

Уильям нашел ее губы и поцеловал ее. Поцеловал так, как не целовал никого и никогда, потому что никого и никогда не любил до нее. Он погибал от этой любви, погибал без нее. И ничего не мог поделать с собой.

Шарлотта застонала, чуть склонила голову, и мир исчез.

Покоренный ею навечно, Уильям поднял ее и посадил на свои колеи так, что она обхватила его бедра своими длинными ногами. И приземлилась всей своей умопомрачительной тяжестью на его напряженные чресла так, что он едва не взорвался.

— Господи, — пробормотал он, потянулся к ней, зарыл руки в мягкий шелк ее волос и еще ближе притянул к себе, потому что умирал по ней. — Шарлотта…

Он запечатал ее губы таким яростным поцелуем, что она не смогла дышать. Шарлотта и не хотела. Господи, ей не нужно было дыхание, потому что… она думала, что навсегда потеряла его поцелуи, думала, что ему больше не хочется целовать ее. Он был так отчаянно нужен ей, что она больше не могла без него. Всё, что ей было нужно, находилось в ее объятиях. Всё, что она хотела, чтобы он никогда не останавливался, не переставал дотрагиваться до нее. Она не просто любила его. Шарлотта была уверена, что никогда больше в ее жизни не наступит такого волшебного мига, как этот. Никогда она не сможет целовать его так, как в это мгновение. Никого кроме него не сможет коснуться…