Невозможно.

Подняв дрожащую руку, она коснулась его лба и с особой нежностью отвела от лица темную прядь назад. Луна осветила его застывшее, напряженное лицо. Она опустила взор на его губы, самые красивые, самые захватывающие губы на свете.

— Уильям, — пробормотала она, захваченная им навсегда.

И поцеловала его сама.

Ульям вздрогнул, а потом так крепко обнял ее и прижал к своей груди, что она едва не задохнулась. И тут же овладел ее губами агонизирующим, таким дурманящим поцелуем, что она снова вспыхнула. Еще и потому, что вновь обхватив ее за талию двумя руками, он толкнул ее к себе. Трение повторилось. Шарлотта задохнулась от накатившего на нее блаженного трепета, вцепилась ему в шею и не смогла сдержать протяжного стона, который сорвался с губ, но он не позволил ему вырваться на свободу, поглотив собственными жадными устами. Господи, она не просто тонула в нем. Уже имея некоторое представление о том, что может произойти, она все же не была готова к тому, что он делал сейчас. Опалял, ошеломлял, не оставлял в ней ничего, что принадлежало бы ей. Принадлежало ему.

Теперь между ними не было не только многочисленных слоев одежды. Впервые между ними не стояли горечь и боль. Она хотела раствориться в нем и остаться там навсегда. Потому что любила, потому что не представляла, как жить без него. Как она все эти годы жала и смотрела, как он уходит с другой? Уходит, чтобы заглушить боль разбитого сердца и потерю отца. Она отдала бы все на свете, чтобы исцелить его сердце, чтобы это сердце принадлежало ей. Но у нее были только эти мгновения, которые она не собиралась променять ни на что.

Да, прежде она любила его образ, а теперь она знала, каким он был настоящим. Не только огненным, внимательным и страстным. Он был самым необычным из людей. Даже во время этого глупого ухаживания, что она предложила ему, не отвернуло ее от него, ведь в какой-то степени она боялась обнаружить в нем того повесу, который всегда уходил. За это время она узнала то, что привязало ее к нему еще крепче. То, что делало его близость, его поцелуи до смерти необходимыми. Без которых она уже не представляла свою жизнь.

Его руки спустились на ее бедра. Шарлотта почувствовала прохладу ночи, когда ткань ночной рубашки и пеньюар задрались еще выше, обнажив ее ноги. Его руки согнули ее ноги в коленях настолько, чтобы она еще точнее опустилась на него, прямо на эту непостижимую твердую, как камень выпуклость. У нее перехватило дыхание. Его пальцы погрузились в мягкость ее бедер, он потянул ее на себя, и снова это умопомрачительное скольжение, которое вырвало из нее почти все дыхание. И снова по телу прокатилась такая мучительная судорога, что она обессиленно рухнула ему на грудь, не переставая дрожать.