— Расслабься.

Она даже дышать не могла, чувствуя его всего так, что мурашки побежали по телу. Чувствуя решительное давление там, где у нее всё горело и пульсировало.

— Я… я не могу пошевелиться.

Он вдруг улыбнулся. Коснувшись пальцами ее лица, он повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза.

— Это ненадолго, обещаю.

Он накрыл ее губы своими.

И подался вперед.

Что-то обожгло ее внизу, вырвав из горла такой протяжный стон, что Уильям снова застыл.

Сердце ее едва не выпрыгнуло из груди. Шарлотта дрожала от боли и… И снова потрясенно замерла, осознав, что эта совершенно непостижимая часть его оказалась в ней. Часть его. Которая полностью поместилась внутри нее. Он стал частью ее. Такой непостижимой, что к горлу подступили горячие слезы. Сколько раз она хотела, чтобы он был частью ее. Не так, потому что о существовании подобного никогда бы не узнала без него, но это… Это было именно то, что в совершенстве могло описать то, как она могла быть и частью его. Неотделимой.

Уильям погладил ее по щеке, убрав прядь волос, пахнущих больше сиренью, чем жасмином.

— Прости, но без этого у нас ничего бы не получилось.

Она тонула в нем. Не смотря ни на что. Ее вдруг охватила такая мука, что Шарлотта подалась вперед и сама поцеловала его.

И едва не задохнулась, когда он пошевелил бедрами. То мучительное и сладкое, что он заставил испытать ее на скамейке, вернулось во сто крат, став такой сильной, что она даже зажмурилась, замерев от страха.

— Боже, — молвила Шарлотта, едва живая.

— Тебе… больно? — спросил Уильям, тут же замерев.

Она с трудом покачала головой.

— Н-нет… просто…

Он смотрел на ее раскрасневшееся лицо и не мог оторвать от нее взгляд.

— Что просто?

— Дышать трудно.