— Скажи, Юль?
— А помнишь, Юль?
Через час у меня шея отваливается от постоянных кивков, а глаз начинает подергиваться. Розенберг обаятелен с Оксаной до приторности, а еще почему-то именно он вдруг оказывается рядом со мной за праздничным столом, тогда как Кай аж в другом углу возле моего отца.
Кай продолжает часто ходить на кухню под разными предлогами, и в какой-то момент я тоже пытаюсь выйти из-за стола, но меня останавливает Яков.
— Сиди, Юль. Я ему помогу.
Розенберг уходит на кухню, а Оксана поворачивается к Платону и говорит:
— Невероятный парень. Такой талант и целеустремленность в его возрасте многого стоят! Приглядись, Юль. Как знать, вдруг он и правда твое счастье. Вы оба театралы, кто как не вы поймете друг друга лучше всего?
В эту же секунду Костя появляется в дверном проеме столовой.
Я его вижу.
А вот Оксана — нет. Она сидит спиной к двери и продолжает самозабвенно восторгаться качествами Розенберга, «который и в подметки не годится некоторым из нас».
Это становится последней каплей.
Большое блюдо с шубой в руках Кая опасно наклоняется, и я срываюсь с места. Сбиваю стул, ударяюсь мизинцем, но плевать. Я сделаю все, чтобы не выслушивать, какой Кай безрукий, если не смог даже тарелку донести до стола. И плевать, что большую часть овощей именно он и порезал. Ему достанется так, как будто он угробил нашу единственную еду на сегодня.
Шуба неумолимо съезжает, пачкая блестящие края блюда, но я успеваю подхватить тяжелую ношу. Смотрю в стальные, непроницаемые глаза Кая, и шепчу:
— Я держу, держу. Спокойно.
Он моргает и переводит взгляд на меня. Кивает, играя желваками, а потом просто разворачивается и уходит к себе.
— Ну зачем ты шубу Юле оставил, Костя? — оборачивается Оксана. — Тяжелая же для девочки! Давай, я поставлю. Вот он так всегда.
Перевожу взгляд на отца, но он говорит по телефону, принимая поздравления от коллег по работе, и ничего не слышит.
Из кухни появляется довольный Розенберг.
Передаю шубу Оксане, а сама вталкиваю Якова обратно на кухню и прикрываю дверь.
— Что ты ему сказал?