— У нее есть фильмы?

— Мы можем спросить. А если нет, можешь взять айпад. Тогда ты сможешь смотреть все, что захочешь.

Ее маленькие плечики приподнимаются, и она говорит:

— Только на одну ночь.

Когда наступает пятница, мы пакуем ее вещи и везем к Эбби в указанное время. Ее плюшевые друзья собраны в сумку. Шеридан проинструктировала ее, как пользоваться телефоном, и мы приняли всевозможные меры предосторожности. Я украдкой смотрю на нее в зеркало заднего вида, и мое сердце продолжает разрываться на части. Каждое из моих ребер ломается, и то, что находится за ними, разрывается, оставляя рваную рану, открытую и незащищенную.

Я прерывисто дышу, и Шеридан кладет руку мне на бедро и сжимает. Я хватаюсь за нее и сжимаю, как будто это мой спасательный круг. Как, черт возьми, я смогу оставить там Инглиш? Мысль об этом сводит меня с ума от беспокойства.

Мы въезжаем на подъездную дорожку, и Эбби подходит к двери. Я поворачиваюсь на сиденье и говорю:

— Медвежонок, веди себя прилично, и мы заберем тебя утром. У тебя есть телефон на случай, если тебе понадобится позвонить. И знаешь что?

— Что, папочка?

— Я люблю тебя больше, чем мамино шоколадное печенье, и хочу, чтобы ты хорошо провела время. Может быть, нарисуешь своей другой маме еще одну картину.

— Хорошо.

Она отстегивает ремень безопасности, и Шеридан выходит, чтобы помочь ей. Мы решили так заранее, потому что я боялся, что сломаюсь окончательно, если провожу ее до двери. Шеридан опускается на колени и говорит ей, чтобы она была под самой большой радугой и позвала кого-нибудь, если мы ей понадобимся. Потом она обнимает ее, сильно и крепко.

Они идут рука об руку к крыльцу, Эбби приветствует Инглиш улыбкой. Она поворачивается и машет рукой прямо перед тем, как войти в дом, и я чуть не теряю самообладание.

Никто из нас не смыкает глаз за всю ночь. Но самая большая новость заключается в том, что мы не получаем никаких телефонных звонков. Утром мы одеваемся, и в девять часов уже едем за Инглиш. Она выбегает к машине, и вся такая улыбчивая.

Я выхожу из машины и обнимаю ее так, будто не видел целый год.

— О боже, я скучал по тебе, Медвежонок.

— Я тоже по тебе скучала.

Но нетрудно заметить, что я скучал больше, чем она. Дети. Она понятия не имеет, какое смятение и мучение это приносит. Она забирается на заднее сиденье и щебечет, как птичка, всю дорогу до своей любимой блинной, рассказывая нам о картине, которую нарисовала для своей новой мамы.

Взгляд Шеридан опущен, когда она рассказывает это. Я тоже чувствую печаль. Разве это мелочно с нашей стороны? Может быть. Но я не могу не думать обо всем, что мы пережили из-за этого. Она все еще ничего не замечает, болтая о том, что они делали прошлой ночью.