А потом она бросает бомбу.

— Но мне не нравится Рэй. Он не очень хороший человек.

Изо всех сил стараясь вести себя беззаботно, я спрашиваю:

— Кто такой Рэй?

— Он друг той, другой мамы. Ее друг-мужчина. — Вот как она его называет.

— И почему он не милый? — спокойным голосом интересуется Шеридан.

— Не знаю. — Она откусывает кусочек шоколадных блинчиков и делает завитушки во взбитых сливках.

— Ему не понравилась ваша картина, которую вы нарисовали? — спрашивает Шеридан.

Все еще помешивая взбитые сливки, Инглиш отвечает:

— Та, другая мама, ничего ему не показала. Он не очень хорошо к ней относится. Она велела мне идти в свою комнату, а потом он наорал на нее из-за всякой ерунды. Она вошла в мою комнату, а я смотрела про Эльзу, Анну и Олафа.

Мы с Шеридан переглядываемся, и мне хочется копнуть поглубже, но Шеридан качает головой. Я позволяю ей взять инициативу на себя. У нее такой подход к Инглиш, так что, возможно, она раскроет некоторые вещи не слишком навязчиво.

— Значит, Эбби любит «Холодное сердце»? — спрашивает она.

Инглиш проглатывает свой кусок и говорит:

— Она не осталась смотреть. Иногда она заходила, но уходила, потому что этот Рэй продолжал орать на нее.

— О? — только и может сказать Шеридан.

— Да, я не думаю, что он был под радугой.

— Что-то непохоже. Расскажи мне о своей комнате.

Нижняя губа прикрывает верхнюю.

— Она вроде как небольшая. Там есть маленькая кровать и окно. Та другая мама сказала, что я могу положить свою одежду в шкаф, но зачем мне это делать?

— Может быть, потому что ты взяла с собой слишком много?