— Думаешь, можешь вертеть мной и Льюисом? Как влюбленными щенками? Спать с нами обоими? Ошибаешься, милая! — С этими словами Дэйв рванул верхний ящичек тумбочки, который оказался заперт. У Лорен закружилась голова, когда она увидела в руках у Дэвида их с Льюисом последнее фото, любовно вставленное в красивую, неброскую серебристую рамку. Они, совсем недавно, у входа в штаб их компании. Они не позировали, лишь мельком взглянули в объектив, и ветер взъерошил волосы Лорен, а Льюис чуть прищурился, улыбаясь так искренне и нежно… Лорен никогда больше не видела у него такой улыбки. И даже не думала, что он, нашел фотографа и сохранил именно эту фотографию, вставив ее в рамку…
— Вы даже тут выглядите счастливыми! Он изменил тебе, исчез на несколько лет, а потом появился, и ты по-прежнему въешься вокруг него, как довольная кошка! — Дэвид грязно выругался и размахнулся, изо всех сил ударив о подоконник фотографией. Стекло брызнуло во все стороны, рамка треснула, Лорен коротко, отчаянно вскрикнула, но и это не остановило его. Он разорвал фотографию на мелкие клочки, и лишь после этого перевел тяжелый взгляд на Лорен, которая в эту минуту, как никогда, ощутила свою беззащитность.
— Ты идешь со мной.
— Куда? — Все краски отхлынули от лица Лорен. Она прекрасно поняла намек, который сквозил в чуть хриплом от желания голосе Дэвида.
— В постель. Я заставлю тебя забыть о нем, поняла?
— Нет! — Лорен прикрыла лицо, как от удара. Но Дэв не слушал ее. Он горел жаждой мести.
— Думаешь, у тебя есть в этом вопросе право голоса? Ты моя невеста. Почти жена. И я буду спать с тобой, когда захочу! — Не ожидая согласия, схватил за руку, потащил ее, сопротивляющуюся, в их комнату, где резко захлопнул створки окна. На что это было похоже? Насилие, но добровольное? Или занятие сексом, но противоестественное? Холодные руки, коченеющие запястья, дрожь, но не страстная, сотрясающая тело… И мужское тело — на ее, такое чужое сейчас, в этот момент… и вроде бы, ничего особенного, все как всегда — скрипели старые, перекошенные рамы окна, солнце заглядывало в комнату, но так и не смогло проникнуть под одеяло. Солнце не стало свидетельницей ее позора. И тех ласк, от которых остаются синяки и слезы срываются с ресниц. Не от боли. А от понимания «я не смогу выйти за него после этого… я не смогу оставить его после этого… Дэвид уничтожит и меня и Льюиса, если я не выдержу… не доиграю свою роль до конца! Я должна сделать вид, что пошла с ним по доброй воле. Я должна сымитировать, что мне понравилось…»