— Журавлёва, подожди! — Девчонка предпочла сделать вид, что не услышала, но Костяк отлично бегал, не даром по физкультуре у него были одни пятёрки (в отличие от остальных предметов). Догнав Катерину уже у самого входа в подъезд, он схватил её за капюшон пуховика, вынуждая резко затормозить: — Да погоди ты! Куда ты так несёшься? Мне сказать надо…

— Что? — Обречённо повернулась к нему девочка.

— Ты это… Всё-таки принеси мне ту книгу почитать, ладно? — Внезапно ляпнул Жека совсем не то, что собирался, наткнувшись на Катины усталые зелёные глаза. — Принесёшь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ладно, принесу, — вздохнула она, смирившись с тем, что книга всё-таки уплывёт от неё в ненадёжные чужие руки. — Это всё?

— Нет. — Тут Костяк обратил внимание, что Журавлёва зябко потирает ладони друг о друга и заботливо спросил: — Замёрзла? Может быть зайдём в подъезд? — Этим вопросом он больше удивил себя, чем Журавлёву, которая тоже немало изумилась и от неожиданности кивнула.

В подъезде было теплее, потому что не было пронизывающего ветра, но и темнее тоже, потому что тусклая единственная лампочка не могла сравниться со светом уличных фонарей. Жеке хотелось видеть Катино лицо, чтобы можно было считать реакцию на свои слова, поэтому он подошёл почти вплотную и только тогда хрипло пробормотал:

— Слушай, не обращай внимания на Тарасова. У него всегда язык, как помело. Но он уже мне за базар ответил. Ты же не обижаешься, Кать?

Костяков впервые стоял к ней так близко, впервые обратился по имени, да ещё и вглядывался в лицо своими пронзительными чёрными глазами. Что оставалось делать Журавлёвой?

— Не обижаюсь, — кивнула она, хотя на самом деле, конечно, думать о Тарасове и его словах было неприятно. И тогда Катя, решив воспользоваться необычно дружелюбным настроением мальчишки, поинтересовалась: — А ты? Не обижаешься на меня?

— Я? — Искренне изумился Жека. — За что?

— Ну, я обдумала слова Тарасова и вижу, что он в чём-то прав, — сконфуженно призналась девчонка. — Я и правда бросила тебя посреди класса и убежала. Но не из-за тебя. Я против тебя ничего не имею, Жень, честно. Просто Тарасов застал меня врасплох и выбил из колеи. Не обижайся, ладно? У меня даже в мыслях не было тебя позорить… — продолжала оправдываться Журавлёва, вглядываясь в непроницаемое Жекино лицо. А он вдруг улыбнулся какой-то совершенно новой, необыкновенной улыбкой, которую Катя никогда у него не видела (если честно, она вообще не видела, чтобы он так открыто улыбался, без злости или агрессии) и подошёл ещё ближе: