Я тараторила, захлебывалась словами, спеша рассказать ему все и сразу. В голове быстро прояснялось, и к чувству страха, негодования, праведного гнева прибавилась жгучая ревность. Это же надо было такое ляпнуть! Отправить эту белобрысую мерзавку в постель к моему мужчине!

— Я бы все равно не последовал твоему совету, Лиза, — улыбнулся Мэдок, хоть улыбка эта тут же смешалась с болезненной гримасой.

Было видно, этот Стальной паук, Доун, хорошенько его отделал. Не пожалел ни магических сил, ни физических.

Выродок.

— Одель, кстати, собирается свидетельствовать против тебя на том непонятном суде, который затевает Рейкерд.

Я продолжала тараторить, не способная умолкнуть, до тех самых пор, пока на лестнице нас не перехватили стражники, советники, придворные. Людей было много, много лиц, назойливо мельтешивших перед глазами. Кто-то поздравлял Мэдока с победой, кто-то недоумевал, спрашивая, куда это он сорвался, вместо того чтобы принимать поздравления от нынешнего владыки и своих без пяти минут подданных.

Мелькали в обступившей нас толпе и другие лица — Марлен, Паулины и Винсенсии. Вот я заметила Одель, и наши взгляды встретились. При виде меня, живой и невредимой, Ротьер побледнела и попыталась скрыться, но не позволил Мэдок. Хальдаг велел схватить предательницу и запереть до дальнейшего разбирательства.

Остальных невест, и меня в том числе, отправили отдыхать в выделенные нам покои. До начала праздника оставалось несколько часов. Этого времени должно хватить, чтобы я хоть немного пришла в себя и переварила мысль, что чуть не распрощалась с жизнью.

По распоряжению де Горта возле покоев каждой наины выставили стражу, а ко мне еще и вейра приставили. На Морса было больно смотреть. Он не заговаривал со мной, как обычно, опасаясь, что поблизости может находиться вейр какого-нибудь из хальдагов (да и я тоже по этой же причине блокировала свои мысли), но выглядел так, будто сам готов прямо сейчас выброситься из окна.

Было очевидно, что Морсик переживает. Ругает себя за то, что недосмотрел, не учуял опасность, не опередил своего хозяина.

— Все хорошо. Правда, — сказала я вслух и нежно погладила дога по холке. — Я в порядке. Цела и невредима — видишь? Не ругай себя. Ты ведь не мог знать, что эту фырсу подкупили. Никто не знал.

В ответ вейр заскулил так жалобно, что у меня сердце сжалось до состояния сушеного инжира.

— Лучше давай порадуемся за Мэдока. До сих пор не верится, что он победил.

Я действительно искренне радовалась за хальдага и бедолаг-пришлых, у которых, возможно, теперь появился шанс на спасение. И вместе с тем… грустила. Понимала, что мне так или иначе нет места в этом мире, а значит, придется его покинуть. А он останется здесь. Станет королем… Женится. Я же вернусь к своей прежней, такой обычной, бесцветной жизни.