— Вот к чему приводит жадность, — наставительно произнес Адам, когда за слугами закрылась дверь. — За верность надо платить, и платить хорошо. Даже влюбленный мальчик, и тот сразу позабыл про все, как только в руках зашуршали доллары. Впредь тебе наука.

Тут Адам наконец отпустил жену, толкнув на диван. Трагикомическая сцена сильно утомила его. Все это было так некстати, так глупо. Надо быстрее собираться и ехать отсюда. Любые проволочки смерти подобны.

— Если тебе нужны деньги, — сказал он, устало вздохнув и садясь в кресло напротив дивана, — назови сумму. Я напишу расписку. Но с одним условием — чтоб больше я тебя никогда не видел. Сгинь из моей жизни.

— О, ты не избавишься от меня так легко! — прошипела Изольда, зажимая пальцем кровоточащую ранку на шее. — Погоди торжествовать! Мы женаты и останемся женаты до скончания твоих дней, хочешь ты того или нет. — Она уповала на свой последний козырь — развод во Франции запрещен. — Твоя помолвка с этой английской блудницей будет вечной.

Изольда уже пришла в себя после потрясения, разлеглась на диване и говорила свысока.

Адам с отвращением посмотрел на нее. Ничто мерзавку не учит. Она, словно кошка, всегда падает на лапы.

— А может, и впрямь прикончить тебя? — задумчиво проговорил Адам. — Разом развязать весь этот узел… Задушу, суну тело в дорожный сундук, погрузим сундук в мой вагон, а в Монтане тихохонько закопаем: степь у нас широкая, простор немереный — поместится хоть миллион таких негодяек, как ты.

Изольда несколько напряглась. Эти мысли вслух ей не очень понравились.

— Вот что, Изольда, — сказав Адам, — не испытывай судьбу, не дразни меня. Хочешь денег — называй сумму, пока я добрый. Будешь кочевряжиться — кончится совсем плохо.

Она услышала в его голосе такие нотки, от которых ей стало совсем не по себе. Он не шутит. Индейская кровь. У-у, дикарь чертов!

— Пятьдесят тысяч, — наконец решилась графиня. Практичность перевесила ненависть и желание мести.

— Завтра утром зайдешь в клуб Моррисея и получишь.

Он устало полуприкрыл глаза.

Изольда подхватилась с дивана и как ни в чем не бывало стала приводить в порядок платье.

— Ты же сам понимаешь, — сказала она тоном легкого светского разговора, — что развод невозможен. Даже если я вдруг решу дать тебе свободу, это не в моей воле. Да и твои братья косо посмотрят на то, что ты желаешь избавиться от меня. Ведь отец завешал тебе жениться на мне.

— Братьев я уважаю, — кивнул Адам, имея в виду своих единокровных братьев, живущих в Париже. — Но постоянно оглядываться на их мнение не стану. Быть паркетным шаркуном или придворным политиканом при дворе императора-выскочки — нет уж, увольте.