Ситуация была непростой, но у нас с ним, на самом деле, редко бывало по-другому. Главное, что мы есть друг у друга и можем поддержать в любой момент.

К концу занятия я успокоилась, равно как и Золин, нацепила на лицо маску спокойствия и покивала с умным видом, когда меня спросили, всё ли я усвоила. Конечно, большинство замечаний относительно чужих работ я прослушала. Но зачем об этом говорить преподавателю?

Прохор Авдеевич подозвал к себе, и, пока все собирали вещи и покидали кабинет, мне пришлось терпеть пытливый взгляд немолодого мужчины.

– Ты хоть что-нибудь запомнила? – наконец иронично выдал он.

Я выгнула бровь. Мы молча посмотрели друг на друга. Пауза затянулась. Я сказала:

– Конечно.

Он вздохнул.

– Матильда, скажи, это мне, что ли, нужно? Я, по-твоему, горю желанием читать все ваши бездарные работы? Это тебе нужна хорошая оценка по спецкурсу, и это ты должна стараться мне понравиться.

– Да я уже как-то привыкла, что меня все недолюбливают, – сказала я с покорностью.

– Я не вижу в тебе интереса к предмету.

– Нет, мне очень интересно.

– Ты всё время в своих мыслях. Ну-ка, какую тему эссе я задал на следующее занятие?

Пришлось усиленно глядеть в пол и напрягать свою дырявую память.

Прохор Авдеевич вздохнул. В очередной раз.

– Вот об этом я и говорю. Я задал порассуждать на тему «Что такое любовь?».

Мне захотелось побиться головой об стену.

– Хотите сказать, что теперь придётся ещё и об этом писать? – Я не смогла сдержать кислую мину.

– Нет, ты двоечница, так что пока не выполнишь первое домашнее задание, продвинуться дальше не сможешь. Мне нужна история о твоей семье, о тебе. Твои мысли, твои переживания. Я хочу, чтобы твой рассказ заставил меня как минимум задуматься. Как максимум, пустить слезу.

Я хмуро поджала губы.

– У меня не получится, как у Сэма.