– Если посидите здесь и расскажете это седому мужчине, который едет за мной в карете, получите столько же. – Гидеон бросил гинею и помчался дальше.

Он мчался быстрее кареты Дерема, но все равно боялся за Пруденс.

Слова Джеймса звенели у него в ушах. «Ненавидит мисс Пруденс... В последний раз... старый черт... чуть не убил ее».

Чуть не убил ее? Видимо, от страха за Пруденс он медленно соображает, решил Гидеон, погоняя лошадь, и тут же вспомнил, как Хоуп однажды проговорилась, что дед бил их, а Пруденс сек хлыстом.

Если дед ее обидит, то он покойник.

Гидеон молился, прося Господа защитить Пруденс. Он жалел, что не надел сапоги со шпорами.

Веревка впивалась в ее запястья. Весь последний час Пруденс пыталась ослабить узел и освободить руки, но ее усилия были напрасны. Почти. Она не сумела развязать веревку, но ухватила край одеяла, наброшенного на ее голову. Пруденс потихоньку тянула его, и теперь достаточно одного рывка, чтобы сбросить его. Она увидит, куда бежать. Ведь у нее будет шанс. Должен быть.

Пруденс ждала этого момента. Ее связанные руки болезненно ныли. Она сгибала пальцы, пытаясь восстановить кровообращение.

К счастью, дед, казалось, утих. Он уже давно замолчал. Стука трости тоже не слышно. Не заснул ли он? Пруденс надеялась на это, но, поскольку не была уверена, не рискнула сбросить с головы одеяло. Она не может пошевелиться, пока карета не остановится. Это безумие – прыгнуть на ходу из кареты в темноту. Она не в таком отчаянном положении. Пока.

Казалось, прошла целая вечность, пока карета наконец замедлила ход. Стук копыт стал другим, значит, изменилась дорога. Они въехали в город? Или на платную дорогу? Они остановятся сменить лошадей или заплатить за проезд? Она осторожно расправила мышцы, готовясь действовать.

Это был постоялый двор. Пруденс слышала, как заторопились конюхи, слышала приказ дать свежих лошадей. Возник какой-то спор, и Пруденс услышала, как дед выбрался из кареты, чтобы проучить посмевшего перечить ему хозяина постоялого двора.

Связанными руками Пруденс нащупала ручку дверцы и повернула ее. Дверь открылась. В одно мгновение Пруденс сорвала с головы одеяло и спрыгнула на землю. После долгих часов неподвижности у нее подгибались колени, и она пошатнулась.

Позади нее раздался крик. Пруденс упрямо пробиралась вперед, каждый шаг отдавался болью. На булыжниках двора лежала узкая золотистая полоска света – входная дверь была приоткрыта. Без колебаний Пруденс пошла на свет.

Проскользнув в дверь, она оглянулась. Комната была почти пуста. Сидевшие у камина двое пожилых мужчин уставились на нее с открытыми ртами. Средних лет женщина вытирала тряпкой стол. Больше никого не было. Пруденс кинулась к женщине, пытаясь что-то сказать сквозь кляп.