Что же тебе не хватало, Борисыч, что ты шакалам продался?

— Я слушаю, Сергей Алексеевич, что-то по моему отделу? — так же невозмутимо смотрел на меня жирный крысюк, через квадратные очечки.

Мне жуть как захотелось с одного удара впечатать эти дорогие очечки в его отечную рожу. Аж рука зачесалась. Усилием воли сдержался, и продолжил спокойно, поздравив себя с железной выдержкой.

— Бельгийцы решили отказаться от работы с нами. Не выдвигают своих условий, объяснения какие-то туманные, — я смотрел ему в глаза, вспоминая, сколько лет мы знакомы.

Ждал, наблюдал, чувствуя себя паршивее некуда. Не люблю выводить людей на чистую воду, когда еще пять минут назад учтиво улыбающийся человек, начинает вести себя как последнее гов…

Борисыч еще секунду сохраняет невозмутимость, но быстро сопоставив факты с моим неожиданным появлением, меняется в лице. Досаду и злость сменяет равнодушие. Это и удивляет и настораживает. Резкий негатив был бы уместен и понятен, никому не нравится быть раскрытым, когда, казалось, все на мази, но его равнодушие заставляет задуматься. Единственное, что выдает его нервозность — "паркер", который он крутит в пальцах с возрастающей скоростью.

— Подозреваете меня, — не спрашивает Борисыч, отодвигая бумажные листы в сторону.

— Других вариантов нет. Может, объяснишь, что не так, — я ждал, что он признается сам, выдаст заказчика, и на том закончим. — Признайся, облегчи свою участь. Кто они, и чего хотят?

Ручка выскальзывает из пальцев и летит на стол. В тишине кабинета звук падения неестественно громкий. Я молчу, жду ответов, глядя в сторону. Покрывшееся бисеринками пота лицо напротив вызывает брезгливость до отвращения. Но без ответов я отсюда не уйду.

— Давно меня раскололи? — наконец подает голос юрист.