— Ты сумасшедшая, — тихо, но твердо констатировала Оля. В ее взгляде больше не было обиды и презрения. Она взирала на меня со смесью удивления и недоумения, как на особо гениальное произведение шизофреника.

— Почему? — немного растерялась я, совершено не понимая причину данного заявления.

— Тебе нельзя рожать, — снизошла Кравцова до пояснения. Впрочем, ясного и ей, и мне.

— Знаю, — тихо ответила я.

— Ни фига ты, похоже, не знаешь. Еще меньше понимаешь, — Оля, кажется, серьезно встревожилась, занервничала и принялась ломать плитку шоколада, говорить, обличая и одновременно жалея меня. Срываясь то на громкие восклицания, то на замечания, тихие почти неслышные. — Ты — самоубийца. Фантазерка великовозрастная! Что же вы творите? И молчала, надеялась?! На что?! Почему ты решила, что это ребенок Олега?

— Он хотел.

— А произвел другой. Что, сомнений не было?

— Были, но я же говорю, не хотела верить и допускать подобную мысль.

— Понятно, не объясняй. Всегда хочется верить лишь в хорошее, а что оно лимитировано, мы понимаем лишь перед смертью, за два последних вздоха «до». Или три, не суть. Ох, Аня, что ж ты наделала? Ну, да, ну, да, я же помню, как ты о детях бредила. Вечно в районе песчаных замков бродила. А тут, конечно! Ребеночек от Кустовского, и фиг с ним, что не факт — доносишь, не то что — родишь! Главное, что сбылось, свершилось долгожданное! И ребенок по всем параметрам и прогнозам — чудный крепкий малыш, мозгами в твоих братьев, а здоровьем и живучестью в папу. Супер! Разве не стоит жизнью рискнуть? Стоит, однозначно! Осталось лишь уберечь его от посягательства извне. Самое простое! Молчать, как герою-разведчику. А потом сбежать в район Бермудов в надежде на то, что тебя не найдут. И родить. Ага. Все рассчитала, кроме одного….Ты кого рожать собралась? Уродца генетического?! — выкрикнула Оля мне в лицо. — Ты вообще, когда последний раз мозг раздумьями тренировала? У тебя все извилины атрофировались или пара все ж работает?! Кто тебе сказал, что ты вообще родишь?!

— Я же не инвалидка, — протянула я неуверенно.

— А кто?!

Я вскинулась, не ожидая от подруги подобной бестактности, и поняла по взгляду, Ольга находится в своем душевном состоянии в стадии полной свободы слов и дел. Корректность в таком состоянии у нее обычно заменяет прямолинейность. Самое время задавать вопросы, чтобы получать прямые и четкие ответы.

— И что мне делать? Что ты предлагаешь?

— Аборт!

Это слово, словно взмах кнута, рассекло воздух и опустилось на мою душу тяжким грузом, горящим, болящим, убивающим.