– Не любишь мягкие подушки? Предпочитаешь пыльные каморки и гнилые листья? Какой же я был идиот, что всё это время окружал тебя роскошью. Мой сын в этом отношении превзошёл меня, поимев тебя в лачуге у старой кошёлки Мерит. Что ж, никогда не поздно исправиться.

Джейкоб поднял с пола упавшую трость и постучал ей в крохотное оконце, через которое просматривалась спина кучера. Кучер понял знак и остановил лошадей. Джейкоб пинком распахнул дверцу и вытолкал жену на улицу.

Неприятный ветер тут же укусил за обнаженные плечи. Малеста обхватила себя руками, придерживая расшнурованное платье и разболтавшийся корсет. Вокруг было темно и сыро и шумели деревья. Где-то вдалеке простонало болото, и Малеста задрожала от страха.

– Жди здесь, – бросил Джейкоб кучеру.

Тот кивнул. До дел господ он был равнодушен, интересовался только жалованьем, а на последнее хозяин был щедр, так стоило ли вмешиваться? Тем более то была обычная ссора между мужем и женой. В местах, откуда кучер был родом, такие ссоры были на каждом шагу и часто заканчивались побоями. Единственное, о чём он жалел, так это то, что окна Девонсайда уже начинали просматриваться сквозь лесную чащу. Неужели хозяева не могли потерпеть и устроить разборку по прибытии домой? Зачем ругаться, насквозь промерзая, если с тем же успехом это можно делать в тёплой гостиной у камина?

– Идём. – Джейкоб схватил Малесту за руку и потащил за собой.

Острые камни впивались в подошву туфель и больно жалили. От влажной травы промок подол платья, и причёска растрепалась на ветру. Одна из лент зацепилась за ветку дерева и так и осталась на ней висеть извивающейся змейкой.

– Куда ты меня ведёшь? – выкрикнула Малеста и в тот же миг оказалась прижатой спиной к стволу широкого дуба. Неровная кора распорола тончайший шёлк и кружево и впилась в кожу. Малеста снова вскрикнула, но Джейкоб тут же закрыл ей рот жадным поцелуем.

Он всегда считал её своей игрушкой, на которую предпочитал смотреть, но которую боялся трогать. Даже в редкие минуты интимной близости Джейкоб чувствовал себя не в своей тарелке. Ему казалось, что он может что-то сломать или испортить, или просто перестать относиться к жене как к бесценному сокровищу. Он никогда не видел в ней женщину, но просто красивую часть интерьера, и осознание того, что подобная красота принадлежит лишь ему одному, тешила его самолюбие.

– Тебе нравится? – хмыкнул Джейкоб, оторвавшись от прохладных губ, пахнущих малиной и не растерявших ещё сладкий привкус выпитого вина. – Конечно, нравится, а как же иначе... Ведь сейчас я делаю всё так, как ты любишь.