использованный презерватив.

Она смотрела на Даниэля, не зная, что чувствовать: ненависть, жалость или

бесконечную любовь.

— Давай уедем, — взмолилась, капитулируя перед самым сильным чувством, которое, несмотря на происходящее, ещё испытывала к нему. — Давай спрячемся в Мексике. Разве ты

не помнишь, как нам было хорошо? Я излечу тебя, ты...

Хриплый крик Даниэля эхом разнесся по бассейну, заглушая её слова.

— Ты бы хотела выжать из меня ещё немного, правда?

Он указал в неё пальцем, и внезапно Лорен испугалась. Образ пьяного

разбушевавшегося отца перекрыл образ Даниэля, и в защитном жесте, который возник

откуда-то в подсознании, Лорен присела на пол, закрывая голову руками.

В ожидании удара её конечности напряглись; только когда тишина затянулась, она

осмелилась поднять голову и встретилась с возмущенным взглядом Даниэля.

— Теперь ты обвинишь меня в насилии, глупая сучка?

Этот вопрос был хуже любого другого оскорбления, с которыми к ней обращался.

Даниэль знал, он был единственным человеком, которому она доверилась о своём прошлом, но, казалось, сейчас забыл каждый жест, каждую откровенность, словно между ними не было

доверия.

Лорен медленно поднялась на ноги, теперь убеждённая в решении уйти, но Даниэль

остановил, схватив её за руку

— Я прекрасно понимаю, почему ты всё ещё здесь, хотя и не нужна больше.

— Я не резервуар, в который можно опустошаться, — парировала Лорен. Убедившись, что у них нет ни будущего, ни надежды на искупление для него, она надела доспехи, в