кусок рынка, если бы дорожила многочисленными уроками Аиды.

Неужели она выжила, чтобы закончить вот так? «Мама, где ты?» — тихо взмолилась

Лорен.

Лорен так старалась избежать ошибки, совершённой матерью, и теперь вляпалась, по

самое не хочу. Этот мужчина вошёл в неё со всеми своими пороками, уродствами, гадостями, которые опробовал и на ней. Даниэль был потерян, проклят, безнадёжен. И всё же Лорен его

любила.

Она должна забыть его как можно скорее, оторвать, как живую плоть, искоренить из

каждой мысли, коснуться дна отчаяния, и тогда, со временем, спустя годы, всё может

улучшиться. Лорен должна подумать об отце. Она сильно зажмурилась, пытаясь вспомнить

изуродованное пьянством лицо: испещрённый фиолетовыми венками нос, рябая кожа, провисшие щёки, чёрные и сломанные зубы, налитые кровью глаза.

Лорен постаралась наложить на него идеальные изящные черты Даниэля, холёную

улыбку, глаза цвета глубокого моря с кристально чистыми белками. Она мысленно

переходила от одного образа к другому и обратно, пока картинки не совпали. И ясно увидела

(словно Даниэль стоял напротив), каким он станет через несколько лет. Лорен тут же

мысленно сфотографировала этот образ: грубый, унылый, озлобленный, состоящий из

омерзительных отметин пороков и презрения к себе; и решила, что именно эту картинку

будет всегда держать в голове.

Об этом причудливом слиянии лиц Лорен заставляла себя думать всякий раз, когда в

конце смены надеялась найти в телефоне сообщение, или ночью, когда между ног возникал