— Викулечка…, — взяла моё лицо в ладонь, рассматривая след от рукоприкладства сына. — Кошмар какой! Прости, дорогая. Гера сейчас не в себе. Он очень любил своего отца, больше всех на свете. Он и меня не подпускает и не хочет ничего слышать. Дай ему время опомниться. Я уверена, что он уже сожалеет о том, что сделал.

— Лариса Игоревна, не надо. Прошу вас. Ничего не говорите. Он прав, я виновата…

— В таком случае мы обе виноваты. Особенно я. Мне нужно было остаться дома. Ведь я видела, что Юра неважно выглядел. Но удрать из четырёх стен ненадолго — стало безудержным желанием. Эгоистка!

Она продолжала говорить, сетовать, но я не слышала её. Боль, вина и оскорбление душили толстой удавкой на шее. Он прав, я не вызвала бригаду скорой помощи. Свекор угасал на моих глазах в течение десяти минут, а я понадеялась на обычную медсестру. Его отца можно было спасти.

Снова гневное лицо мужа перед глазами, жгучий удар, падение на пол. Мозг прокручивает и прокручивает этот момент, вводя в тихое отчаяние. Слишком много. Невероятно много для меня. Из моих рук сегодня ушла человеческая жизнь. Я не только не смогла его спасти, но и сама же угробила. Мне нужно это выпустить из себя. Чтобы грудь больше не рвало на куски, чтобы мозг отключился и забылся.

— Оставьте меня, пожалуйста, — пискнула я.

Прорвало. Слёзы выступили мощным потоком. Легла на кровать, свернувшись в клубок, и утонула в нестерпимой душевной боли.

Последующие несколько дней подготовки к похоронам стали сущим адом. Гера требовал судмедэкспертизы, и её результаты ещё больше усугубили мои отношения с мужем. Во время сердечного приступа произошёл коллапс, ставший следствием приёма нитроглицерина и резких манипуляций с телом больного. Что было тому виной неясно — то ли падение мужчины с кровати, то ли моя удачная попытка вернуть его на постель.

Покорно взяла всю вину на себя, внутренне надеясь, что Герман вспомнит о том, что я всё же единственная, кто пытался оказать первую помощь его отцу. Да, я — не медик, и ошиблась, но кто бы знал, как поведёт себя в подобных ситуациях.

Лариса Игоревна и Анна Леонидовна тоже ушли в немилость. В услугах медсестры семья Беспаловых больше не нуждалась, а мать Германа осталась всё же матерью.

Моя участь стала более, чем призрачной. Герман принципиально игнорировал меня, вечерами зависал в барах и возвращался на плечах Антона, который то и дело выискивал моего неадекватного мужчину по ночным заведениям. Трезвый муж был чернее тучи, пьяным говорил столько, что слёзы просто закончились в моих глазах. Всё время указывал на дверь и оскорблял. Идти на похороны мне и матери запретил, сказав, что убийцам там не место. Если Ларисе Игоревне было всё равно на его истерические выпады, то я не смела не подчиниться.