Мы с мамой так похожи, что нас часто принимают за сестер. У нее такие же длинные рыжеватые волосы, такие же пронзительные зеленые глаза с густыми ресницами, худое телосложение и длинные ноги. Но я вдруг ощущаю, что не смотрю в зеркало, когда гляжу на нее. Я вижу печаль и сожаление на ее лице, хотя знаю, что на моем лице гнев и возмущение за Эверетта.

— Лагерь остается открытым благодаря ему и тому, что он сделал для меня. Он поставил свою жизнь на паузу ради меня. Последние несколько недель он проводил каждый миг, делая все, чтобы мечта, которую начали вы с папой, могла работать. Я любила его с тринадцати лет. Я думала, что держала это под контролем, думала, что выросла и пережила это, а потом он вернулся, и все те чувства и желания кричат мне сделать с этим что-нибудь. Сказать ему о том, что я чувствую, что я всегда чувствовала, и надеяться, что он будет чувствовать то же самое, потому что я не могу без него. Я не могу дышать без него, — я всхлипываю, и мама быстро приближается и обвивает меня руками.

Она раскачивает меня в своих руках, я вытираю слезы и стараюсь взять себя в руки.

— Прости. О, малышка, прости. Ты права. Ты полностью права. Я – дура и лицемерка, а ты имеешь право злиться на меня, — говорит она, отодвигаясь и помогая мне вытереть слезы со щеки. – Моя мама и правда удерживала меня от твоего отца, и это был один из темнейших периодов моей жизни. Я поклялась, что не сделаю такого с тобой. Поклялась, что не стану судить того, кто захочет ценить и любить тебя. Наверное, я просто в шоке. Я всегда видела, как он на тебя смотрел, но не придавала этому значения. Ты – мой мир, Кэмерон. Ты – часть моего сердца, живущая вне моего тела, и я просто не хочу, чтобы ты пострадала. Я видела, что его отъезд с тобой сделал годы назад, и я не хочу, чтобы ты снова так страдала.

Ее объяснение помогает мне почувствовать себя лучше. Теперь я хотя бы знаю, что она не ненавидит Эверетта, просто переживает за меня.

— Понимаю. Я тоже не хочу так страдать, но тебе нужно просто поверить, что я знаю, что делаю. Отчасти, — говорю я со смешком и глубоким вдохом. – Я долго скрывала чувства к Эверетту, но устала от этого. Лагерь в порядке, но я не знаю, в порядке ли я. Ты боялась рассказать папе о своих чувствах, когда была младше? – спрашиваю я, глядя на море людей, смеющихся и наслаждающихся едой, вокруг нас.

— Я была в ужасе, — смеется она. – Признание давало ему силу. Силу любить меня в ответ еще больше или силу сломать меня так, как я мне еще не довелось испытать.