— Я приму от тебя чашу с семенем и исполню твоё заветное желание, — раздался голос, подобного которому Ану-син ещё не приходилось слышать; двойной, одновременно грубый мужской и звонкий женский, этот голос принадлежал существу обоих полов. — Но ты должна быть готова к тому, что тебе придётся беспрекословно подчиняться всем моим требованиям и что твоё пребывание здесь продлится несколько дней.

— Я готова, — отозвалась Ану-син смиренным голосом и, развязав мешок, осторожно извлекла из него светящуюся голубовато-лунным сиянием чашу.

В тот самый момент, когда Ану-син протягивала жрице чашу с семенем своего мужа, за спиной у неё появилась ещё одна служительница. Что-то острое и тонкое, как змеиное жало, вонзилось под лопатку Ану-син, и она, вдруг согнувшись в коленях, осела на пол.

Когда густой дурман полностью поглотил сознание Ану-син, она потеряла счёт времени.

Глава 15. Благосклонность богов

Глава 15. Благосклонность богов

Ану-син понятия не имела, сколько времени — минут, часов, а может, дней или даже недель — она провела в беспамятстве. Порой ей казалось, что она выныривает из плотного чёрного, как беспросветная мгла, тумана забвения, и тогда череда странных видений и ощущений захватывала её с такой мучительной силой, что хотелось снова погрузиться в жаркую, без проблеска света, бездну. Несколько раз, между погружениями, она видела смутно, будто в тяжёлой дремоте, образ какой-то женщины: то неясный, светившийся во тьме, как лицо встретившей её жрицы Ураша, то чертами своими напоминавший Баштум, то принимавший облик прекрасной незнакомки, прежде уже приходившей к Ану-син в сновидениях. Облик незнакомый и вместе с тем щемяще родной — её матери, которую она никогда не знала.

Ану-син плакала, металась и стонала, пока однажды не вынырнула из мрачной бездны, чтобы больше не возвращаться в неё. Разбуженная, она никак не могла прийти в себя, при этом ясно чувствуя, как изменилось её тело. Непрерывно кружилась голова; во рту ощущался странный привкус, от которого тошнило; груди распухли и болели — до них нельзя было дотронуться. Но самые удивительные перемены произошли в её чреве: оно как будто отяжелело, и Ану-син, боясь поверить своему счастью, подумала, что в нём зреет желанный плод.

Все вещи Ану-син — одежда и украшения — лежали на ковре из плетёного тростника, рядом с её постелью, а ней был просторный балахон из льна, похожий на тот, который она надевала на День невесты. От её кожи исходил приятный свежий запах душистых трав, а волосы, пушистые и благоухающие, были как будто недавно вымыты — значит, за время её беспамятства кто-то непрестанно заботился о ней.